Перестройка моды

И со своими «не носимыми» костюмами Сережа Чернов был сущей головной болью. Он всегда импровизировал: притаскивал с собой чемоданы невиданных прибамбасов, тканей, красок и лепил произведение прямо на глазах у ошарашенного закулисья. Некоторые модели Сережу побаивались: вдохновение придавало его глазам нехороший блеск, он яростно грыз карандаш, глядя в упор на подопытную манекенщицу, прикидывая, чем бы еще дополнить ее итак уже маловероятный облик. Бытовали слухи, что он маньяк, что сейчас очень смешно вспоминать. Вообще, лицо художника модельера в гримерке – это отдельная тема, я обычно гоняла по возможности из-за кулис людей с камерами. Приступ вдохновения на моем лице выглядит так: бессмысленные глаза, отвисшая челюсть и даже иногда ниточка слюны на подбородке. Помню, как однажды Сережа надел парню на голову некую конструкцию из металлической сетки для промышленных ламп, задрапировал ему тулово раскрашенной брызгами тряпкой, осмотрел, подобно Джексону Поллоку, побрызгал краской на получившийся коллаж, и, в качестве последнего штриха, засунул манекенщику в рот резиновую лягушку, так, чтобы наружу торчали ее нижние конечности. Вот это было искусство! К числу незабываемых моделей относится также надетый на покрашенный золотой краской мужской торс алюминиевый остов раскладушки.

Но вся эта красота творчества Чернова была очень тяжела в совместной работе: не было ясно заранее, сколько костюмов выпустит Сергей, какие они будут и т. п. Костюмы импровизировались, никогда не были одинаковыми, нельзя было повторить удачный перформанс. К тому же я оказалась в роли режиссера, и вся эта неопределенность плохо совмещалась с моими режиссерскими принципами, требующими более ясной истории. Вне сомнения, Чернов повлиял на меня в выборе материалов, я много работала с нестандартными для одежды материалами, типа огонь, вода и медные трубы, но метод компоновки был совершенно другой, я бы сказала, не музыкальный, как у Сережи, а поэтический, текстовый. И я, и Пит были поэтами: Пит – очень хороший, я, говорят, тоже, мы не публиковались, сначала было негде, потом не до этого.

М.Б. Какие изменения произошли в художественной среде Ленинграда на рубеже девяностых? Были ли у вас какие-то отношения с другими группами?

Л.П. Про Валеру Аллахова: мы с ним познакомились через Миллера, и его музыка сопровождала ЛЭМ с самого его возникновения. «Новые композиторы» были пионерами электронной музыки в России. В то время вышло несколько интересных клипов на их музыку. Валера работал и с Брайаном Ино, у них даже вышел совместный альбом. Именно он меня впоследствии с ним и познакомил. Еще у «Новых композиторов» было общество научной фантастики при Планетарии. Я иногда использовала композиции и других авторов (Олега Агафонова, Юрия Ханина, Алексея Вишни), но основой всегда была музыка «Новых композиторов». Для первых спектаклей «Мозговые игры» и «Яйца зла» я брала уже готовые композиции, например, оба спектакля начинались с шедевральной темы «Выставить двойное оцепление! Закрыть все окна, иначе стекла полопаются! Начинаем!», и тут я начинала орать своим голосом удивительного тембра, который какая-то французская газета сравнила с сиреной времен оккупации Сайгона, злобно-остороумные речевки, сочиненные Питом.

Владик Мамышев влился в ЛЭМ как модель с самого начала в 1987-м году: были две таких мужских модели, Мамышев и Бабичев. Дима Бабичев много работал с Черновым, а Владик поначалу был фанатом «Аукцыона», вроде даже пробовался туда, ходил с таким же иконостасом на груди, как Гаркуша. Потом его забрали в армию. Мы с ним переписывались, он мне слал свои фото оттуда. Именно там, в армии он и начал переодеваться в Мэрилин Монро. Когда он вернулся в 1989-м, он показал мне фото экспериментов, я пришла в восторг и предложила ему быть теперь уже женской моделью в театре, показывать костюмы в образе Мэрилин Монро. Он показывал костюм «Красный фонарь» из коллекции «Электрификация», а также «Трубу прободающую» под слоганом «Все, что было, то вошло» – самую настоящую дымовую трубу, заказанную в местном ЖЭКе, да еще с натуральным пиротехническим дымом. Он пробыл в театре недолго, может, около года, потом у него началась сольная карьера, которую было сложно совмещать с нашими репетициями и поездками.

Именно Владику я в какой-то мере обязана расхождению с «Новыми художниками». Довольно анекдотическая история: в один прекрасный день 89-го или 90-го года приходит к нам с Питом Монро и говорит: «Тимур Новиков предлагает вам стать директором вашего театра». Мы с Питом выпали в осадок. Мы с Новиковым вообще-то не общались, он какой-то заносчивый был, с какого перепуга? И дали наш ответ Чемберлену, который посланец богов понес обратно. Я допускаю, что новиковское предложение было передано Владиком, скажем, артистично, и что ответное послание было передано с не меньшим вдохновением, на то он и Владик Монро.

М.Б. Изменился ли ЛЭМ, когда начались поездки театра за границу?