Переступая грань

Тридцать семь лет совместной жизни пронеслись перед ее взором, как одно мгновение. Рядом со студенческой скамьи. Им не были в тягость ни еженедельные поездки на дачу, ни бытовые хлопоты, ни длинные зимние вечера, которые коротали за настольными играми или обсуждением книг и передач. Никогда не была помехой работа в одном коллективе, Анна Николаевна преподавала географию, а Родион Иванович был заслуженным учителем математики со множеством наград.

– Но я всегда знала, что твоя настоящая страсть – история и разгадывание тайн древности. Правда был ты у меня искателем диванным и путешествовал всегда в своих фантазиях, – засмеялась она.

– Ты мечтал о приключениях и боялся их, особенно после того, как погиб твой друг – Петя Валько. Я видела, ты очень переживал из-за этого, считал, что если бы поехал с ним, все могло бы сложиться иначе.

С каким-то болезненным смирением Анна Николаевна поняла, что разговаривает с мужем в прошедшем времени, она отпускала его.

– Ты ни в чем не виноват. Ни в потере друга, ни в том, что оставляешь меня одну.

Одна. Слово больно полоснуло по сердцу. Больше незачем спешить домой, никто не приготовить в выходной день завтрак. Никто не спросит «Как прошел твой день?», не заглянет в глаза, не погладит по голове. Одна, это значит, никому не интересно, что происходит с тобой.

– Ох, Родя, Родя, так не честно, – простонала она, склонив голову к мужу. И горючие слезы заструились по щекам, утопая в подушке.

                        ***

Вот уже больше часа Родион поднимался в гору, вдыхая запах осеннего перелеска. Вечерние тени, залегшие у подножья, с каждым шагом все больше расступались перед ним. Он уже не задавался вопросами: откуда посреди Восточно-Европейской равнины взялась одинокая возвышенность, почему солнце уже который час висит в одной точке, почему такой крутой подъем даже не сбивает дыхания. Напротив, идти становилось все легче и, перейдя в конце концов на бег, Родион достиг остроконечной вершины.

Невероятно голубое и такое близкое небо расстилалось бесконечностью. Солнце ярким огненно-желтым шаром пылало у горизонта, отражаясь в каждом дереве, в каждом листочке. Воздух подрагивал, смешивая уютные теплые цвета ранней осени. Из-под ног убегала тропинка, пряталась в кустарнике и вновь выныривала где-то далеко внизу. Родион вспомнил, как когда-то в детстве вот по таким же колдобинам он на спор мчался с горы на велосипеде. Было страшно, но спор он выиграл, а потом стойко молчал, когда мама смазывала разбитые коленки и стертый подбородок зеленкой.

Он не удивился, обнаружив, что руки его легко сжимают руль велосипеда. Он уже понял, что это странный, не привычный ему мир и этот мир не пугал, не отталкивал. Даже мучительна тоска, грызущая его последнее время, изменилась, посветлела, уплотнилась, оформилась в тоненькую девушку в летнем васильковом платье. Он узнал ее. Ее тихий нежный голос, мелодичный смех, развивающиеся каштановые волосы до плеч. Зеленые с лучинками глаза: сияющие, с морщинками, лукавые, уставшие, с дрожащей слезинкой, он любил их разными. Любил всегда.

– Не печалься, моя половинка,– прошелестела она, – встретимся на той стороне.

Родион оглянулся на тропинку, на расстилающийся у подножья лес, сияющую полоску реки… и надавил на педаль. Велосипед заскользил с горы плавно, не замечая камней и ухабов, словно летя по воздуху. Раскинув руки, Родион несся навстречу ветру, неизвестности, навстречу освобождению…

                              ***

Сигнал монитора превратился в сплошную линию и пронзительное «пи-и-и-и». Женщина прикрыла опухшие, но уже сухие глаза и в последний раз прижалась губами ко лбу любимого мужа:

– Прощай, моя половинка. Встретимся на той стороне.