– У меня установились дружеские отношения с одной пациенткой, – сказал Шуберт. – Она работала в индустрии развлечений для взрослых и перенесла несколько косметических операций. Было улучшено все, что только можно, – губы, грудь, ягодицы. Инъекции ботокса мы делали регулярно. Применялись хейлопластика, фейслифтинг, подтяжка кожи на руках – предпринималось все, чтобы ее карьера не прервалась.
Босх не имел понятия, что такое хейлопластика, и не хотел даже спрашивать. Другие более-менее понятные названия и без того действовали на него угнетающе.
– Это, разумеется, делалось в течение многих лет – около десятка, – добавил доктор и замолчал, словно сказанного им было достаточно, чтобы представить себе все остальное.
В общем-то, так оно и было – Босх понимал, что за этим последует, но хотел, чтобы Шуберт сам рассказал все.
– Что конкретно вы имеете в виду под «дружескими отношениями»? – спросил Босх.
– Хорошие отношения между врачом и пациенткой, – кратко ответил Шуберт. – Чисто деловые.
– Ясно. Как же произошло, что эти двое, Эллис и Лонг из полиции нравов, вторглись в вашу жизнь?
Шуберт опустил на миг глаза и смирился с неизбежным.
– Обещайте, что вы не внесете это в свои отчеты – разве что в сугубо конфиденциальные документы.
– Обещаю, – сказал Босх. – Не буду вносить это ни в какие полицейские отчеты.
Шуберт довольно долго вглядывался в лицо Босха, словно определяя, можно ли ему верить. Затем кивнул – скорее своим мыслям, чем Босху.
– Я переступил черту, – сказал Шуберт. – Я переспал с ней, с пациенткой. Это было только один раз, но с тех пор я ни на минуту не переставал сожалеть об этом.
Босх кивнул с понимающим видом.
– Когда именно вы переступили черту? – спросил он.
– В прошлом году, перед самым Днем благодарения. Это была ловушка. Они это подстроили.
– Как ее зовут?
– Дебора Стоувол. Но работает она под другим именем – Эшли Джагс или что-то вроде этого.
– Вы сказали, они подстроили это. Каким образом?
– Она позвонила мне на работу. В конце дня я даю консультации по телефону. Она пожаловалась, что после инъекции ботокса, сделанной в нашей клинике, у нее началась аллергия. Я пригласил ее прийти утром, чтобы посмотреть, в чем дело. Но она ответила, что не может, так как у нее распухло лицо. Она хотела, чтобы я приехал к ней.
– И вы поехали.
– Да, вопреки здравому смыслу. В конце рабочего дня я взял медицинскую сумку и направился к ней на квартиру. В этом не было ничего особенного. Иногда я выезжаю по вызову – все зависит от клиента. Даже в тот день я сначала съездил к другой пациентке, а потом уже к ней. Но я знал о ее профессии и должен был предвидеть, к чему это может привести.
– Где находится ее квартира?
– На Фаунтин-авеню, около Кресент-Хайтс. Точный адрес я не помню, он есть в ее медицинской книжке.
– И что произошло, когда вы туда приехали?
– У нее не было никаких признаков инфекции или аллергической реакции. Она сказала, что в течение дня опухоль спала и все пришло в норму. Наверняка она все выдумала насчет аллергии.
– Ну и как развивались события? – спросил Босх.
– У нее была подружка, вместе с которой они снимали квартиру. И эта подружка разгуливала там совсем нагишом. Одно дело…
– А как звали подружку?
– Энни. Но я не знаю, это ее настоящее имя или нет.
– Она тоже из этой индустрии развлечений?
– Разумеется.
– Итак, вы занимались сексом с одной из них. Или с обеими?
Шуберт опустил голову и произвел горловой звук, призванный изобразить подавленное рыдание:
– С обеими… Я оказался слишком слаб.
Босх не видел необходимости выражать доктору свое сочувствие.
– Я догадываюсь, что там были установлены видеокамеры, о которых вы не подозревали.
– Да, там были скрытые камеры, – спокойно подтвердил Шуберт.
– Кто начал шантажировать вас: женщины или Эллис и Лонг?
– Эллис и Лонг. Они явились сюда, уселись в кресла, как вы сейчас сидите, и показали мне видео по телефону. А затем объяснили, как будут развиваться события. Я должен был делать все, что они пожелают, и платить им, сколько скажут, а иначе они грозились распространить это видео в Интернете. Они позаботятся о том, чтобы моя жена посмотрела это видео, а Дебора подаст на меня жалобу в Калифорнийский совет по врачебной этике. Это меня погубило бы.
Босх кивнул, что было максимальным знаком сочувствия, на какое он был способен.
– Сколько они потребовали? – спросил он.
– Для начала сто тысяч долларов, а затем по пятьдесят тысяч каждые шесть месяцев.
Босх начал понимать, почему Эллис и Лонг так легко прибегали к крайним мерам, убирая с пути всякого, кто представлял угрозу их афере. Пока Шуберт боялся, что его недостойное поведение раскроется, он был курицей, несущей золотые яйца, источником постоянного дохода.
– И вы заплатили им первую сотню.
– Заплатил.
– А каким способом?