Пересуды

Короче, солнце вставало, но все трое были полны энтузиазма, только несколько утомлены, глаза у них слипались, и они вспоминали добрые старые времена, закончившиеся навсегда, когда зараза поразила Алегем, и куда же подевались пьяные новобрачные в своей законопослушной деревне? Можете угадывать до трех раз. Они отправились в бар «Tricky»!

Камиллы не было. И Неджма, которую после ее североафриканских приключений ничем не смутишь, приютила новобрачных. Она пригласила их войти и устроила в номере четыре, который Камилла с помощью открытой коллекции предметов искусства, превратила в спальню Луи Шестнадцатого. Пробудившись в три часа пополудни, парочка обнаружила, что в постели они не одни: между ними лежала бронзовая, обнаженная Неджма.

— В одном не везет, повезет в другом, — заметил Ноэль. Как обычно.

Кажется, он все еще играет на банджо, но, говорят, прогресса не заметно.

Теперь Юлия. Эта перебралась в Амстердам, где все шумит, кружится и взрывается, где все готово к рождению нового, прекрасного мира, который, если я правильно понял, должен выглядеть так: возможно, все будут очень бедными, зато у всех всего будет поровну. Она выступает вместе с Сержем, поет по-английски, старательно копируя лондонский акцент. Они называются «группа Фламинго». Их даже показывают иногда по ТВ: на Рождество, в детских программах. Или в программах для тинейджеров, не помню точно. Во всяком случае, Гедвига Ромбойтс говорит, что ее дочь — личность творческая и весьма успешна. Я думаю, Юлия до сих пор тайно встречается с Рене Катрайссе, для этого она и перебралась в Амстердам. Старая любовь не ржавеет.

Хотя Жерар у себя в «Глухаре» открыто заявляет, что Рене навсегда убрался с лица земли. Или, лучше сказать, под лицо земли. Он догадался об этом по тому, с каким безмятежным видом шествует по миру экс-комиссар Блауте.

— Мне не нравится этот поступок Блауте, — говорит Жерар. — Вообразите только: прямо у нас под носом один из нас, человек, которого мы знаем с детства, безнаказанно, бессовестно убит? Как в Сицилии? Поневоле усомнишься в том, что у нас есть власть и она следит за исполнением законов.

— Сомневаться полезно для здоровья, — говорит Учитель Арсен. — Сомнения указывают на то, что мы не готовы воспринимать реальность такой, какая она есть.

И так как в «Глухаре» не нашлось никого, кто мог бы его остановить, он заговорил о тотальных тенденциях связи между духом и материей, о невозможности непрерывного материального «я», и пошел, и пошел. Он долго бы еще разорялся, но тут мы услыхали срочные сообщения о более серьезных вещах: случилось наводнение, какого за сто лет не припомнят, с полутора тысяч гектаров смыло плодородный слой, погибли животные, и — что там еще у нас? — потонул танкер с горючим, на котором двадцать человек сгорели живьем. Ах, минеер, поговорим-ка мы лучше о чем-нибудь другом.

— Весь ужас смерти состоит в том… — начал было Учитель Арсен, но мы не дали ему договорить:

— Учитель, остановитесь, вы не в классе.

Теперь Альма. Ей придется переехать, потому что пивовар хочет отдать ее винный магазин своему племяннику. Она кашляет и с трудом двигается. Иногда болезненно улыбается Дольфу.

Обычно она сидит в плетеном кресле в саду за домом, среди разросшегося ревеня и сорняков.

— Нет смысла бороться с сорняками, все равно переезжать, — говорит Дольф.

Сорняки опутали все, включая проржавевший тандем со сплющенным передним колесом, который валяется у забора.

Знаете что, пошлите как-нибудь Альме открытку. Ей будет приятно.

II Незавершенное прошлое Двадцать лет спустя

Садись сюда. И придвинься поближе. Этим ухом я лучше слышу. Все выходит из строя. Вот доживешь до моих лет — увидишь. Ревматизм. Память отказывает. Моя идеальная память. Каждую детальку каждого дела помнил.

Когда в комиссариате не могли разобраться с делом даже при помощи компьютеров, говорили: «Передайте-ка это досье Жильберу!»

Ладно. Вот только куда я трубку дел? Видишь, начинается. Наверное, оставил где-то. А, вот она.

Тебе удобно? Нам ведь, скорее всего, до вечера не управиться. Мне нужны детали. Главное — разобраться в деталях.

Ты не торопись. Если трудно о чем-то говорить, остановись, переведи дыхание. Я заметил, ты иногда заикаешься. Это ничего. Некоторые над этим смеются. Только не я.