Пересуды

— Именно. Мы были зажаты между мусульманами, христианами и индийцами. Сколько мусульман мы укокошили? Кэп может посмотреть в своей записной книжке. Точно — не меньше тридцати. Я прям вижу, как они валяются у берега, как прибой выбрасывает их на песок и снова уносит в море, и рты у всех разинуты, а вода омывает их, пока на телах не остается следов крови, только дырки от пуль.

И ни у кого нет при себе ни денег, ни украшений, ни колец, ибо в деньгах — корень зла, сказал их пророк. Или кто-то другой?

Пусть о нас говорят что угодно, но мы поступили правильно. Было заказано подавить бунт и навести порядок, и мы выполнили все, что положено по контракту. В соответствии с нашим контрактом, мы выступали советниками по антропологическим, экономическим и комическим вопросам.

Шарль нажимает на кнопки. Он сам встроил в автомобиль радио. Что бы мы делали без ловкого, способного, веселого Шарля?

— Послушай, — говорит он.

— Я слушаю, — отзывается Рене.

— Гайдн, — говорит Шарль. — Когда я преподавал музыку, я всегда сравнивал сонаты Гайдна с бриллиантами. Извлеченными из кишок земли и доведенными до совершенства. И не важно, какой год на дворе, 1766-й или 1968-й Жалко, у нас нет красного «Ливана»[28], говорят, он гораздо лучше.

Юлия

Мефрау Ромбойтс собралась в Варегем на заседание Ротари-клуба, послушать рассказ герцогини, бывшей придворной дамы королевы Елизаветы, об основанном ею в Конго Фонде медицинской помощи туземцам.

— Ты знаешь, что ее отец, герцог Байерн, был известным глазным врачом?

— Нет, мама.

Мать присела на край кровати Юлии. Без спросу. Скрестила худые ноги и уставилась на свои колени.

— Герт Доолаге тоже будет там, — заметила она как бы между прочим.

— Мам, отстань.

— Не понимаю, чего тебе еще надо, Юлия. Герт воспитанный, образованный, компанейский, умеет себя вести.

— Отстань, мам.

Мать вздохнула. Ну почему? Чем она заслужила дочь, которая ведет себя как эгоистка и невоспитанная сучонка? В наше время люди больше не получают от общения с детьми никакого удовольствия.

— А отец его, можно сказать, одной ногой в могиле.

Юлии хорошо знакомо это выражение на материнском лице: лисья улыбочка, полуприкрытые веки.

— И если с его отцом что-то случится…

— Мам, старина Фелисьен всех нас переживет.

— Его Преподобие уже побывал у него.

— Мне плевать, если его отца даже похоронят. Мам, не нужен мне этот бурбон!

— Фермер-миллионер. Раскатывает на «мерседесе» чаще, чем на тракторе. А кроме того, едва его отец отойдет от дел, он откажется от фермерских забот. Он хочет заняться садовой архитектурой, и он прав. Он жить без нее не может.

— А я-то считала, что он не может жить без меня.

— Юлия, ты просто глупая телка.

— Спасибо, мама.

— Он готов целовать твои следы.

— Мама.

— У тебя не так много времени, Юлия. Возраст…

— Спасибо. А ты лучше не носила бы deux-pièces[29] с юбкой. Чтоб не всем были видны валики жира.

Мефрау Ромбойтс подошла к платяному шкафу с зеркальными дверьми. Поправила черный бархатный бант в волосах.

— Ты никогда не достигнешь высот в мире музыки, Юлия. Ты не умеешь петь и никогда не научишься. Все эти расходы на уроки — выбрасывание денег на ветер. Кстати, Жорж умер.

— Какой Жорж?

— Собака Фелисьена.

— Попал под машину?

— Они не знают отчего. Фелисьен не захотел показать его ветеринару. Он клал пса спать к себе в постель. Этого делать нельзя. Собаку никогда не спускали с поводка, у него шея была стерта ошейником до крови. Он умер на руках у Фелисьена. С тех пор Фелисьен сильно сдал. С тех пор, говорит Герт, он плачет без остановки.

Мефрау Ромбойтс промокнула лоб надушенным платочком и горделиво выпрямилась.

— Сколько же Герт должен унаследовать? — пробормотала Юлия себе под нос.

— Твой отец оценивает состояние Фелисьена примерно в десять миллионов.

Запах духов от платочка плыл по комнате.

Полмиллиона хватит, чтобы отвезти Ноэля в Америку, к самым лучшим докторам. Ноэлю всегда нравилось, как Юлия поет, даже в школе, когда хор под управлением Учителя Арсена выводил «Onze lie-ieve Vrou-ouw va-an Vlaanderen»[30]. Мощный бас Учителя покрывал все остальные звуки. Тело его колыхалось, словно подхваченное морскими волнами; серый халат, обсыпанный мелом, выставленный вперед живот, короткие, расставленные в стороны ножки.

Ноэль крепко держал Юлию за руку. Остальные девчонки завидовали ей. Потом Ноэль разбился, отпустил ее руку, и теперь она поет одна.

Мама читает ее мысли:

— Долго еще ты собираешься хороводиться с этим клоуном Ноэлем? Главное, чтобы отец не заметил. Знаешь, как он говорит: «Берегись, чтоб тебе не попортили фигуру!»

Эдмон Сталенс