Пересуды

— «Фламандская энциклопедия» в шести томах.

— Если это касается отдела продажи книг, — сказал Ваннесте, — я, пожалуй, пойду домой, жена ждет меня к обеду.

— Мы вот-вот закончим, — сказала мамаша Феликс.

— «Фламандская энциклопедия» в шести томах, переплетена в желтую с черным кожу. Исчезла бесследно, остался только чек заказа. Шесть томов.

— Ты их распаковывал, Братец — сказал Декерпел. Недели три назад.

— Помню. Я их поставил туда.

Я хотел указать, куда, и замер в изумлении. На той полке, где стоят дорогие книги об итальянских палаццо, в углу, куда я никогда не захожу, не стояло ни одного тома энциклопедии. Я подошел к полкам. Там, куда я ставил книги, лежала светло-серая пыль.

— Они проданы, — сказал я.

— Кому? Где чек? — спросил минеер Эмиль.

— Конечно нет, — сказал Декерпел.

— «Собрание сочинений Карела ван де Вустайне», — читал минеер Эмиль по своей записной книжке. Он выглядел смертельно усталым. Оно и понятно, небось мамаша Феликс подняла его с постели среди ночи, после того как прочитала мое письмо, и ему пришлось до рассвета искать следы обманов и краж.

Он хорошо справился со своей задачей — в результате обнаружился целый список пропаж, касавшихся в основном отдела продажи книг. Я вдруг почувствовал жуткий голод и чуть не упал в обморок.

— «Гельдерлин» — продолжал читать минеер Эмиль. — Тома первый, второй, третий и четвертый, старинное факсимильное издание, кожаный переплет, золотой обрез.

— Эти на месте, — сказал я с облегчением.

— Ну-ка покажи, — сказала мамаша Феликс и задрала свой остренький носик.

Стремянка стояла тут же, по-видимому забытая здесь ночью минеером Эмилем. Я полез. При моей-то боязни высоты. И протянул мамаше Феликс тома один и два. Она сняла с каждого довоенную серую суперобложку, осторожно отложила в сторону и триумфально подняла книги вверх. Я узнал их немедленно. Декерпел посылал меня в магазин уцененных книг, дал мне двенадцать банкнот по сто франков, и я купил четыре экземпляра Собрания Антона Коолена.

— Тот, кто присвоил Гельдерлина, осел. В суперобложке они в десять раз дороже, — сказала мамаша Феликс.

— Мефрау, я умираю с голоду, — сказал, но она не услышала.

— Если бы это случилось при моем покойном муже…

— Вот именно, — сказал минеер Феликс.

— Заткнись. Твоей единственной обязанностью было следить за ними, но даже на это ты не способен.

Ее сын стоял, склонив голову, словно на пороге исповедальни, готовый признаться в чем-то ужасном.

— В двадцать четыре часа, — сказала она. — Разберитесь тут сами между собой. Через сутки я хочу получить ясный ответ. Мне все равно, кто это сделал, кто они, но они должны заплатить за это.

— Виновный, встать, — выкрикнул я. Никто не засмеялся.

Я помню, как шел в тот вечер через парк, мимо школы Святого Бавона. Девочки и мальчики катались на дорогих, сверкающих мопедах и велосипедах. Девочки в черных гольфах, зеленых платьях и блайзерах. Веселые и беззащитные. Я ускорил шаг. Потом побежал.

Как-то раз маленькая девочка спросила меня на улице, который час. Я протянул ей руку с часами, но солнце отражалось в стекле. Девочке ничего не было видно. Она взяла меня за руку и потянула к себе. Посмотрела, что-то пробурчала и пошла дальше. Я крикнул ей вслед, имитируя девчачий голосок: «Спасибо, минеер». Она повернулась и покрутила пальцем у виска. «Идиот,» — сказала.

Дома я нашел изжеванную плюшевую мышку, с которой обычно играла Карамель. «Где мышь? — спросил я. — Где мышка нашей Карамели?» И выбросил ее в мусорное ведро.

Я достал поляроидные фотографии. Я читал и перечитывал преступное письмо. Я сказал:

— Один против всех других.

Ты совсем один против всех других? Каких других?

Ученых. Отвратительных мужиков, защищающих друг друга, плетущих интриги, сидящих в партийных комитетах, советах директоров и объединениях. Вы знаете больше меня. Вы всю свою жизнь имели с ними дело. Так или нет?

Ты связываешь пропажу трех девочек с теми, кого ты зовешь учеными?

С кем же еще? Иногда ребенку наносят вред, кусают или убивают, это естественно. Крольчиха и вовсе поедает своих детенышей. Но девочек, одну в дюнах, в Хейсте, двух других в Хаспенгау, замучили до смерти, всего за месяц.

За три месяца.

Не важно. И разве у меня нет доказательств, например то бесстыдное письмо? Но вот чего я никогда не мог понять и до сих пор не могу: все это их, ученых, нисколько не смущает.

Не оставить ли нам эту тему? Мне это тоже неинтересно. Вот. Выпей. Давай поговорим о чем-нибудь другом. Когда ты впервые увидел Юдит Латифа?

На похоронах Камиллы.

Какая погода была?

Легкий ветерок. Нежарко. Почему вы спрашиваете об этом? Вы ведь там были. Хотите проверить, хорошая ли у меня память? Но как вы можете проверить, если сами говорите, что все забываете? Может, проверим, как у вас с памятью? Вы видели лодки на озере Дестелдонк в день похорон?