Пересвет. Инок-Богатырь против Мамая

Сергий Радонежский лишь один раз поприсутствовал на совете князей, после чего он объявил Ослябе и Пересвету, что завтра поутру они отправляются из Переяславля обратно в свою лесную обитель. «Не нуждается князь Дмитрий в моих советах и наставлениях, — недовольно добавил игумен Сергий, заметив недоумевающие взгляды Осляби и Пересвета. — Сына Дмитрия Ивановича я окрестил, стало быть, делать мне тут более нечего».

Между тем встречи Пересвета с челядинкой Шугой происходили изо дня в день. Обычно они встречались перед полуденной трапезой в теремной мукомольне или в амбаре, где Шуга просеивала зерна пшеницы и проса.

В тот день, узнав от Пересвета, что эта их встреча последняя, Шуга сильно расстроилась. Они были одни в амбаре.

— Почто же так, милый? — чуть не плача, вопрошала Шуга. — Что толкает старца Сергия в путь, да еще в такую стужу! Чего ему, старому, в тепле не сидится? Его же никто не гонит!

— Видишь ли, голубушка, не внемлет словам отца Сергия князь Дмитрий, а это ему шибко не нравится, — пояснил челядинке Пересвет, завязывая бечевкой холстяной мешок с зерном. Он собирался отнести его в мукомольню. — Да ладно бы токмо это, но игумен Сергий и с митрополитом Алексеем напрочь рассорился. Не по душе Сергию честолюбивые помыслы митрополита, ибо он понуждает князя Дмитрия к войне с Тверью. Сергий же всегда стоит за то, чтобы русские князья не враждовали друг с другом. Не одобряет отец Сергий и намерение князя Дмитрия воевать с Ордой. Мол, на Руси два прошедших года были неурожайные, и, какой будет грядущий год, неизвестно. Сергий считает, что сейчас нужно не воевать, а спасать смердов от повального голода.

— Наивный этот старец Сергий, — печально усмехнулась Шуга. — Разве бывало такое, чтобы беды смердов наших князей тревожили.

Пересвету тоже не хотелось расставаться с Шугой, да и жизнь в княжеском тереме была гораздо сытнее и вольготнее по сравнению с жизнью в лесной монашеской обители.

— Делать нечего, милая, — вздохнул Пересвет, прижав Шугу к своей груди. — Коль связал я свою судьбу с игуменом Сергием, стало быть, обязан ему подчиняться. Сергий ведь для меня вроде отца родного.

— Почто игумен Сергий в такую даль пешком ходит, не дело это в его-то годы, — сказала Шуга, заглянув в глаза Пересвету. — Семьдесят верст, это же не шутка!

— Монастырский устав запрещает игумену ездить верхом или на санях, — промолвил Пересвет. — Любое расстояние игумен должен преодолевать пешим ходом, ибо это закаляет дух и волю, кои так необходимы пастырю Христову.

— Но ведь митрополит и епископ везде и всюду на лошадях ездят, — заметила Шуга. — Почто так?

— Митрополит и все епископы относятся к белому духовенству, им даже жениться можно, — ответил Пересвет. — Игумены и прочие иноки, живущие в монастырях, считаются черным духовенством. Над всеми чернецами довлеет устав монастырский, по коему им запрещается иметь и копить деньги, ездить на коне и в повозке, брататься и кумиться с мирянами, носить богатые одежды, иметь жену…

— Значит, и тебе тоже нельзя жениться, так? — перебила Шуга Пересвета. Она не скрывала своей досады и огорчения.

— Мне можно жениться, ведь я пока еще послушник, — сказал Пересвет. — Вот когда приму постриг, тогда мне даже за один стол с женщиной нельзя будет сесть.

— Зачем тебе такая жизнь, милый? — Шуга усадила Пересвета на мешок с зерном, сама уселась к нему на колени. Оба были довольно неповоротливы в своих теплых шубах.

В амбаре царил мягкий полумрак, рассеиваемый тонкими косыми лучами солнца, которые пробивались внутрь через узкие щели под самым потолком.

Шуга, как бы между прочим, напомнила Пересвету о том, что она не холопка и вольна уйти от своих господ, когда пожелает.

— Мы могли бы с тобой пожениться, голубь мой, — прошептала Шуга, склонившись к самому лицу Пересвета. — Тебе нельзя возвращаться в Брянск, но мы можем поселиться здесь, в Переяславле. Можно уйти в деревню к вольным смердам. Нам же хорошо вместе, любимый.

— Я подумаю над твоими словами, милая, — промолвил Пересвет, чувствуя, как нежные девичьи губы оставляют поцелуи у него на лице. — Обещаю в скором времени известить тебя о своем решении.

— На дороге из Переяславля в Москву есть село Косариха, — сказала Шуга, встав на ноги и засунув озябшие кисти рук в рукава шубейки. — Ты должен знать это село, ведь вам никак его не миновать по пути в Сергиеву обитель.

Пересвет согласно покивал. Действительно, идя в Переяславль, он, Ослябя и игумен Сергий заночевали в Косарихе. На обратном пути им наверняка придется провести там еще одну ночь, поскольку пройти за один день пешком семьдесят верст никому не под силу.

— В Косарихе живет моя родная тетка, — продолжила Шуга, с улыбкой поглядывая на Пересвета. — Я иногда навещаю ее. А от Косарихи до Сергиевой обители всего-то верст тридцать. Смекаешь?

Пересвет понимающе кивнул. И тут же спросил:

— Как я узнаю о твоем приезде в Косариху?

— Бери мешок, милый, — скомандовала Шуга. — Нам пора в мукомольню, обговорим все это за работой. Сразу предупреждаю, раньше лета мне в Косариху не выбраться.