Переулок капитана Лухманова

— Ма-а! Меня, между прочим, забрали в ментовку у рынка. За то, что защищал от вырубки деревья! Говорят, что я этот самый… террорист! То есть экстремист! Грозят тюрьмой!..

Капитан выскочил из-за стола, чтобы отобрать у мальчишки телефон, но почему-то передумал. Потом его отвлек другой телефон — зазвонил на столе. Капитан несколько минут громко ругался с кем-то непонятно о чем. А когда кончил, к отделению подкатил «лексус» стального цвета — известная многим в городе машина мадам Густорожской.

Дальше все было быстро. Громкие объяснения, выяснения, обещания… «Да, я с ним поговорю, конечно. Дома ты у меня получишь, я обещаю!.. А вы, капитан, тоже! Хватаете детей из-за таких пустяков да еще клеите на них обвинения в уголовных действиях… Что значит «обоснованные обвинения»? Эту обоснованность я могу уточнить с полковником Романчуком, с которым хорошо знакома… А ты марш в машину!»

Игорь вышел из отделения, но в автомобиль не сел. Устроился на лавочке под кустом желтой акации.

Появилась мать, пышущая негодованием.

— Я велела тебе: в машину!

— Ага! Разбежался… Я буду ждать Александру.

— Кого?!

— Девочку, которую захомутали вместе со мной…

— Такая же уголовница, как ты!

— Конечно! У нас единство взглядов.

— А ведь казалось бы, из приличной семьи. Дочь заместителя режиссера в Облдрамтеатре.

— Вот видишь! Как я могу оставить такую важную особу!

В этот момент «важная особа» вышла из дверей.

— Отпустили? — подскочил Игорь.

— Ага… Позвонили отцу, а потом сказали: «Иди, но в следующий раз…»

— В следующий раз надо придумать что-то другое. Какую-нибудь катапульту, чтобы залпом запузыривала в воздух сотню листовок.

— Идея!

— Игорь! Я последний раз говорю: поехали домой!

— Ладно… Только мы сперва погуляем… Бежим!

Он дернул Александру за руку, и они помчались вдоль газона, будто ждали за собой полицейского свистка.

Остановились только у Студенческого сквера, рядом с пластмассовым кафе «Снежинка».

— Уф!.. — выдохнула Александра, и в глазах ее горели веселые точки.

— А ты… тебя правда зовут Александра?

— Вообще-то Саша или Санька. А еще — Шурик. Так папа зовет. И в классе… Говорят, похожа на мальчишку.

— Видать, хорошие ребята в классе, — заметил Игорь.

— Ну да. Только вот листовками заниматься никто не захотел. Говорят: зачем нам это?.. А ты вот не спросил, взял да пошел.

— Да. И горжусь собой, — сказал Игорь с дурашливым самодовольством, но и с ноткой настоящей гордости.

— А тебя как зовут? Я не расслышала в полиции.

— Игорь Густорожский… А иногда Тюфяк. Потому что телосложение не героическое.

— Зато внутри ты героический, — совершенно серьезно заметила девочка Шурик. — Ты не откажешься от мысли о катапульте?

— С какой стати? — удивился Игорь, по прозвищу Тюфяк. Ему казалось, что Шурика он знает давно.

Идея с катапультой провалилась. Нет, орудие, которое смастерили за две недели в гараже у Шурика, получилось мощное, однако заряды из бумажных квадратиков разлетались сразу после выстрела — от встречного воздуха. Не успеешь никуда смыться. Но Игорь и Шурик придумали другой проект. Под кодовым названием «Циклон».

Однажды они проникли в городскую башню-водокачку (она из-за чьего-то головотяпства не запиралась) и швырнули из верхнего окна полсотни листовок в потоки штормового ветра. А в другой раз, при таком же ветре, пустили бумажные самолетики с призывами с моста через городской лог и тут же умчались на велосипедах. Текст они печатали разными шрифтами и на разной бумаге для конспирации.

Иногда они катались на великах по старым улицам. Здесь еще не везде срубили тополя, они цвели, пух щекотал переносицы и щеки.

— Непонятно, кому это мешает, — сказала Шурик, отдувая летучие семена от лица.

— По-моему, понятно, — отозвался Игорь.

— Тогда скажи…

— Сейчас… Только не смейся.

— Я когда над тобой смеялась?

— Никогда… Слушай. По-моему, всё на свете — живое. И камни, и воздух, и вода… Ну, вообще всё. И уж тем более деревья и семена. А кому-то не нравится, что они живые. Поэтому уничтожают. Хотят, чтобы на деревьях росли всякие ассигнации и акции…

Он чувствовал бестолковость своего объяснения, но Шурик поняла сразу.

— Я об этом тоже думала. Про «все живое». Первый раз это пришло в голову еще пять лет назад. Я тогда занималась в детском кукольном театре, в клубе «Муравейник». Там была такая замечательная руководительница, Дарья Степановна. Она изобрела, чтобы куклы двигались не над ширмой, а по веревке, будто канатоходцы. От дрожания этой веревки они делались как живые, просто чудо какое-то. Я тогда и подумала: «Наверно, на свете все оживает, если туда вселяется душа…» А инокробы губят живые души своей злостью…

— Кто губит?

— Игорь, посуди сам. Наша планета — замечательная. Красивая. Она с самого начала должна была стать доброй. Откуда на ней появилось столько злости? Эта злость не могла возникнуть на Земле сама собой. Ее занесли из каких-то черных дыр неведомые силы с отрицательным зарядом. И подбивают людей на войны, на убийства, на жадность. И на то, чтобы они губили зелень… Когда вся зелень исчезнет, исчезнут и люди, будет полный простор для инокробов.

— Для кого? — переспросил Игорь.