ВЫ ЖРЁТИ И ВОРУЙТЕ.
А ОГОНЕК МОЖЕТ УМЕРЕТЬ!
Были слухи и скандалы, были негодующие крики. Были требования найти виновных. Старшая завуч сороковой школы Клавдия Максимовна высказалась на срочном педсовете:
— Это уже переходит всякие рамки! Это чистой воды экстремизм! Нас в рейтинге школ сместят на последнее место и лишат дополнительных ассигнований…
В ее речи не было уверенности. Была, скорее, обязательность таких слов. Пожилая и утомленная общим идиотизмом педагогической жизни — всеми этими ЕГЭ, экспериментальными программами, министерскими проверками, отчетами, проблемами новой школьной формы и нехваткой учителей, — она «катила» свою должность по инерции и мечтала о пенсии, когда можно будет копать грядки на даче и нянчить внуков.
Директор Лев Сергеевич задумчиво кивал.
— Андрей Ренатович, я обращаюсь прежде всего к вам, — заявила Клавдия Максимовна.
— Отчего такое внимание? — ненатурально удивился Брагич.
— От того, что… Огоньков, он ведь из вашего класса.
— Формально да, — покивал Брагич. — Но он не учился в пятом «А» ни одного дня. Его увезли, когда он был еще в классе Ольги Петровны… Уж не думаете ли вы, что лозунг на заборе — его рук дело?
Завуч Елена Викторовна, которая была вдвое моложе Клавдии Максимовны и тайно мечтала о ее месте, сообщила:
— Кроме того, среди злоумышленников была различима мелкая фигура с оттопыренными ушами. Без сомнения, личность по прозвищу Крылатый Эльф. В школе без году неделя, а уже не раз проявил себя в сомнительных выходках.
— Вы, Елена Викторовна, играете ва-банк, — возразил Брагич. — Стояли сумерки, и никого там нельзя было различить, если бы даже рядом оказались наблюдатели. Это во-первых. Во-вторых, у Крылатого Эльфа хватило бы ума прикрыть свои выдающиеся уши капюшоном, если бы он принял участие в возмутительной экстремистской акции. Но он не принимал, потому что в тот вечер был посажен матерью под домашний арест за чтение неподобающей возрасту книги Мопассана «Милый друг»…
— Любопытный факт, — заметил директор Лев Сергеевич.
Завуч Елена Викторовна такой книги, видимо, не знала и повернула тему:
— Я уверена, что в любом случае ваш наследник знает участников и мог бы сообщить их имена.
— В своей отцовско-воспитательской программе, — солидно заявил Андрей Ренатович, — я особый пункт уделил тому, как порочно для юной души доносительство.
— Вы неправильно рассматриваете воспитание юных душ, — заявила Елена Викторовна. — Здесь не доносительство, а борьба с хулиганством. Непонятно, какой морали вы учите своих воспитанников.
— Я учу их литературе и русскому языку. В эти знания включены все понятия человеческой морали, культуры, этики и эстетики. Данные предметы чиновники от просвещения пытаются сейчас в школах искоренить, но пока не совсем успешно. Потому что нельзя полностью искоренить человеческую речь и книги…
— Андрей Ренатович… — опасливо сказала Клавдия Максимовна. — Ну право же…
— Странно, что вы претендуете на роль защитника именно русской речи, — не сдержала досаду «младшая» завуч.
— Елена Викторовна! — тормознул ее директор. — Вы перегибаете палку!
— А что я сказала, Лев Сергеевич?
Брагич поправил на утином носу очки, сделал вдох и разъяснил:
— Вы, любезная Елена Викторовна, уже не первый раз деликатно намекаете, что человеку с моей фамилией не следует рассуждать о любви к русскому языку. Во мне в самом деле коктейль из башкирской, еврейской, татарской, литовской и цыганской крови. Русской — четвертушка, не больше. Ну так что? Пушкин был на четверть арап, Лермонтов — потомок шведских дворян. Фонвизин — немец, Паустовский — украинец, поляк и турок по линии своих дедов и бабок… Следует ли им отказать в праве числиться в списках великой русской литературы?
— Но вы не Пушкин! — выпалила Елена Викторовна. — И даже не этот… не Паустовский…
— Единственное ваше суждение, с которым я не стану спорить, — учтиво склонил голову Брагич.
— Товарищи… коллеги, прошу вас!.. — заспешила Клавдия Максимовна. — У педсовета еще много вопросов… А вы, Андрей Ренатович, все-таки поговорите с классом. Боюсь, что в этой истории не обошлось без участия пятого «А».
Брагич опять наклонил голову:
— Непременно поговорю…
И он поговорил. Вернее, даже наорал на своих питомцев:
— Бестолочи! Безголовые авантюристы! Как вы могли позволить себе такое?! Стыд!
— А кто докажет, что это мы? — заявил Стасик Ерёмин.
— Может, и вовсе не мы, — поддержал его Васёк Тимошин.
— Андрей Ренатович, там все правильно написано, — подала голос с задней парты староста класса и отличница Зиночка Горохова.
— Правильно?! — взревел Брагич. — Там написано «жрёти» вместо «жрёте» и «воруйте» вместо «воруете»! И перед союзом «а» нет запятой!.. Ну, пусть я получу выговор за ваши фокусы. Но кто простит мне эту вашу безграмотность?!
— Андрей Ренатович, мы торопились…
— Мы исправим… — раздались покаянные голоса.
— Я вот вам исправлю! Если кто-то еще сунется в городской сад, голову отвинчу! И «кол» за поведение до конца года!..