Переулок Мидак (ЛП)

Это предложение польстило отцу. На самом деле, в отличие от прочих осмотрительных коммерсантов, он был падок на титулы и величие, и наивно задавался вопросом, как бы и ему получить такой статус. Этот вопрос занял умы всей семьи: все воодушевляли отца, пусть и расходились во мнениях о том, какими путями достичь цели. Некоторые предлагали ему податься в политику и внесте в неё свою лепту! По правде говоря, Салим Алван кроме коммерческих дел едва ли разбирался в том, что творилось в мире, и его мнения и убеждения почти не превосходили мнения того же Аббаса Аль-Хулва-парикмахера, к примеру. Такие, как он, благоговейно склонялись перед гробницей святого Хусейна или превозносили шейха Дервиша и просили у него благословения. Если говорить вкратце, то он был полным невеждой. Но и для политики частенько не нужно было большее. Он уже готов был серьёзно задуматься над этим вопросом, если бы его сын-адвокат тому не воспротивился и не сказал предупреждающим тоном:

— Политика способна разрушить наш дом и поглотить наш бизнес. Вы обнаружите, что на партию придётся тратить вдвое больше, чем на себя самого, свою семью и компанию. Возможно, вы выдвинете свою кандидатуру в парламент. Выборы отнимут у вас тысячи фунтов капитала без всякой пользы ради какого-то кресла, которое вам никто не гарантировал. Ведь в нашей стране парламент — это ни что иное, как больной-сердечник, которому грозит инфаркт в любой момент! И потом — какую партию вы выберите? Если ваш выбор падёт не на партию «Вафд», то вы погубите свою репутацию в деловой среде, а если это будет «Вафд», то премьер-министр вроде Сидки-паши не станет обеспечивать будущее вашего предприятия, он просто пустит вас по миру.

Слова сына подействовали на Салима Алвана: он был полностью уверен в том, что говорили его «учёные» сыновья. Он отложил в сторону политические планы из-за своего полного невежества в таких делах и охлаждения к политике в целом. Единственное, что он знал — это несколько имён, любовь к которым он унаследовал ещё со времён Саада Заглула.

Кто-то предложил ему пожертвовать часть капитала на благотворительный проект: может быть, так он сможет получить титул бека. Поначалу это предложение не вызвало у него симпатии, так как его коммерческая жилка естественным образом питала неприязнь ко всякого рода пожертвованиям и раздариванию подарков, что не входило в противоречие с его известной щедростью, так как, по правде говоря, щедрым он был лишь с самим собой, да со своей роднёй. Но и решительным отказом он также не ответил. Титул бека по-прежнему был желанной целью, что влекла его к себе. Он понял, что получить его удастся, потратив не менее пяти тысяч фунтов. И что ему оставалось делать? Он не выразил никакого определённого мнения на этот счёт, хотя и ответил «нет» сыновьям. Несмотря на это, получение титула добавилось к прочим его неразрешённым заботам, вроде руководства компанией и покупки земли, и было отложено до лучших времён.

* * *

Какими бы серьёзными ни были эти заботы, они не нарушали его покоя в жизни — жизни человека, занятого работой весь день напролёт, а ночью отдававшегося во власть инстинктов. На самом деле, если он был занят работой, то уже ни о чём другом не думал. Он сидел за своим письменным столом, весь внимание к словам маклера-еврея, так что незнающий его человек мог счесть Салима Алвана задушевным другом этого еврея. Но на самом деле он был подстерегающим в засаде тигром, крепко-накрепко хватающим то, что сможет поймать, и горе тому, кого он сможет поймать! Опыт научил его, что этот еврей и подобные ему — враги тем, с кем необходимо дружить, или, по его собственному выражению, он был полезным чёртом. Если они спорили о цене по сделке с чаем с огромной гарантированной прибылью, Салим Алван крутил свои пышные усы и отрыгивал всякий раз, как погружался в серьёзные раздумья. Покончив с чаем, иноверец пытался предложить ему покупку добротной недвижимости — поскольку ему было известно о желании господина приобрести её, однако последний уже решил отложить это дело до окончания войны, и потому отказывался даже слушать его. Посетитель таким образом покидал контору с единственным заключённым контрактом. Но приходили туда и другие иноверцы. Господин Алван же продолжал свои дела. В полдень он поднимался и шёл обедать — он обедал в своей изящной комнатке, где имелась постель, в которой он спал днём. Обычно обед его состоял из овощей, картофеля и подноса с фариком — поджаренной недозрелой пшеницы. Закончив обед, он шёл в постель, где отдыхал час-два. В это время затихала и деловая активность в конторе, да и весь переулок Мидак погружался в тишину и покой.