Перевал

В воскресенье Мэл со всеми остальными приехала из Миссолы в фургоне Хакера, на крышу которого были предусмотрительно уложены костюмы. Чудо, что они довезли их в целости и сохранности. Но потом все изменилось. Костюм Эбби, как предполагалось, должен был представлять помидор, скрещенный с овцой, но теперь об этом трудно было догадаться. Безостановочно моросил мелкий дождь, поэтому краска, расплываясь, превращалась в грязные пятна. Хвост уже отвалился, как и ноги, а ее промокшие парка и брюки были измазаны красной краской. Эрик и Скотт, которые маршировали слева от нее, уже сбросили костюмы, и их примеру собиралась последовать и сама Эбби. А вот костюм Мэл все еще выглядел чудесно. Должно быть, она втайне от всех покрыла его сверху слоем влагоустойчивой краски. За Мэл шагал Хакер, который не наряжался, считая, что он по возрасту уже не подходит для таких детских затей.

Было раннее утро, и центр Сиэтла заполняли толпы людей. Тысячи демонстрантов, вернее десятки тысяч протестующих, плечом к плечу шагали по всем центральным улицам, направляясь к месту проведения заседания ВТО. Несмотря на холод и дождь, горожане приветственно махали руками, смеялись и выкрикивали лозунги.

— Сила народа непобедима! — раздавалось отовсюду.

Среди демонстрантов были люди, одетые в костюмы деревьев и слонов, черепах и китов, и все они казались гораздо надежнее сделанными, чем костюм бедной томатной овечки Эбби. Над толпой гордо реяли плакаты и флаги, на которых были выведены слова осуждения ВТО. Парень впереди нес плакат, на котором был изображен Дракула, склоняющийся над планетой и кровожадно посматривающий на нее. Женщина рядом с ним размахивала флагом со словами: «Долой ВТО!» Те, кто не скандировал лозунги, свистели и звонили в колокольчики или же били в барабаны.

Среди демонстрантов были не только студенты и хиппи. Здесь можно было увидеть людей всех возрастов, национальностей, рас и профессий. На улицы города вышли таксисты, строители, служащие и уборщики. Самым впечатляющим было то, что их действия уже оказали свое влияние на ход событий. Говорили, будто из-за ожидавшихся возмущений было решено отменить церемонию открытия заседания, так что все эти хитрые коты, умевшие преуспевать только в сфере политических интриг, попрятались по своим «люксам» в отелях. Когда представители ВТО направлялись куда-нибудь в шикарных лимузинах, их немедленно осаждали журналисты и демонстранты. Фактически весь город стал центром осады, и полиции не оставалось ничего больше, как стоять в стороне.

Как сказала Эбби, это грандиозное шествие напоминало карнавал, на котором люди выражали единство и солидарность. История творилась на их глазах. Этот день можно будет поставить рядом с такими событиями, как крушение Берлинской стены или выступление Мартина Лютера Кинга. Эбби не могла поверить, что она не пассивный свидетель, а участник этого судьбоносного события. Когда у нее появятся дети и внуки, она сможет поведать им, как это было. Ей хотелось быть в гуще происходящего, чтобы полнее ощутить свою причастность к великому делу. Только одно не давало покоя. Как бы она ни пыталась выбросить из памяти тот ужасный праздничный уик-энд у себя дома, мысли о том, что произошло в их семье, все равно преследовали ее и все портили.

Она даже хотела отменить свою поездку, но мать почти насильно поволокла ее в аэропорт. Эбби настаивала, что ей лучше сейчас быть с ними и провести всю неделю дома. Она даже не хотела возвращаться в университет. Но Сара не приняла ни одно из ее предложений.

Эта женщина вела себя по-геройски. Эбби не могла поверить, что можно так держаться. В воскресенье, пока этот подлец ходил по дому, собирая вещички, Сара держала голову прямо и гордо, не пролив и слезинки. Она даже проявила любезность и помогла ему искать его чертовы очки. Эбби понимала, что за этим представлением мужества неминуемо наступит срыв. Но она ошиблась. В течение всего дня, даже когда он уже уехал, ее мать спокойно беседовала с ней и Джошем, утешала и обнимала их, словно эта боль принадлежала только им одним.

Бедный Джош… Он казался таким растерянным. После того как отец сообщил о своих намерениях, а Эбби помчалась в ужасе и слезах в свою спальню, Джош поплелся за матерью. Он вошел в комнату Эбби и увидел их рыдающими друг у друга на плече. Он сел у изголовья кровати и уставился на стену с несчастным видом. Он все еще был под травкой, поэтому до него туго доходило, что же произошло на самом деле. Но даже на следующий день после безобразной сцены прощания, когда мама стояла на пороге, обняв их за плечи, и они наблюдали, как отец уходит по дорожке к своему старому фургону, доверху набитому вещами, бедный парень не знал, что делать: плакать или играть роль единственного мужчины в доме.