Оттащив грузное тело сержанта в тень под крепостной стеной и прихватив с собой запасной магазин, Аракчеев огляделся и бросился бегом к ближайшему окопу, на бруствере которого рядом с безжизненным телом бойца торчал дулом в небо ручной пулемет Калашникова.
Вышедшее на поле боя подкрепление моджахедов решительно суетилось около минометов, намереваясь поддержать своих. Но то ли специфика их боевой подготовки отличалась от первых, то ли из-за густо заполняемого перевал дыма — взвившиеся в воздух мины разорвались далеко позади оборонных окоп.
— Мазилы! — ликовал старший лейтенант Аракчеев, отложив свой автомат на бруствер и вцепившись руками в РПК.
Пристрелявшись первыми двумя-тремя залпами, чеченские боевики-минометчики громыхнули прицельным огнем.
— Вот же, зараза… — едва успел выдохнуть Алексей Андреевич, проследив глазами за полетом очередной мины, как яркая вспышка ослепила комвзвода.
Если кто рассказывает, что в такие мгновения за секунду проносится перед глазами жизнь, то перед старшим лейтенантом ничего не мелькнуло. Взрывной волной его сбросило с бруствера окопа, на его же дно и Аракчеев потерял сознание, совершенно ничего не почувствовав.
Через некоторое неисчислимое время Алексей Андреевич очнулся, будто будильником в понедельничное утро разбуженный взрывом чьей-то гранаты. Голова разламывалась, готовая треснуть по швам; левый глаз не видел, каждое движение казнило дикой болью. Осторожно коснувшись головы руками, комвзвода тупо уставился на обильно чернеющие кровью ладони. Огляделся по сторонам и на несколько секунд задержал удивленный взгляд на чьей-то ноге, лежащей рядом с ним. Неестественно выгнутая, она показалась своей. Превозмогая боль в груди, Аракчеев чуть повернул корпус тела и ощупал ногу. Метнувшаяся от голени к позвоночнику и выше, в сознание, боль подтвердила пренадлежность конечности к старшему лейтенанту. Ухватившись за нее обеими руками, комвзвода со скрежетом зубов разогнул коленный сустав, мгновенно почувствовав расстекающееся по телу колючее расслабление. Кто-то резко дернул с головы Алексея Андреевича подшлемник.
— Ай, больно же! — по-мальчишечьи детско взвизгнул Аракчеев.
Подняв единственный видящий глаз, он увидел склонившегося над ним бойца. Последний что-то говорил, что было понятно по открываемому им рту, но слов комвзвода не слышал. В ушах застряли ватные пробки — очередная контузия. Попытавшись пошире зевнуть, что не принесло никаких результатов, Алексей Андреевич пожал плечами и похлопал ладонями по ушам. Солдат понятливо кивнул и молча принялся перевязывать голову командира бинтом.
— Иди, — оттолкнув бойца, крикнул Аракчеев. — Я сам справлюсь…
Тот снова кивнул и полез на бруствер к оставленному ручному пулемету. Через пару секунд на дно окопа хлынул град стрелянных гильз. Увернувшись и прислонившись спиной к песчаной стене, комвзвода кое-как замотал бинт вокруг головы и свободным болтающимся на ветру концом протер глаз. Последний мгновенно прозрел.
— Ну, слава Богу, видит, — облегченно вздохнул Алексей Андреевич. — От крови слипся…
Чуть отдышавшись, Аракчеев потянул АКМ за свисающий ремень и уже собрался подняться на ноги, как снова где-то совсем рядом рванула прилетевшая мина, взрывной обжигающей волной охватив комвзвода и с силой толкнув его обратно на землю. Приподнявшись на локтях, Алексей Андреевич затряс головой, приводя себя в чувства и невольно вздрогнул, едва его взгляд выхватил и распознал в лежащей неподалеку бесформенной куче — недавнего бойца, помогающего перевязать Аракчееву голову. Верхняя часть черепа солдата выглядела будто срезана гильянтиной. Кремово-серая масса мозга разбрызгалась по окопу. Рядом лежала верхняя часть черепной коробки с остатками скальпа.
Алексей Андреевич сидел на дне окрашенного кровью и усыпанного стреляными гильзами окопа, без каких-либо эмоций глядя на очередную жертву бессердечной старухи-Смерти. Что-то подсказывало командиру взвода, что совсем скоро и его тело будет лежать где-нибудь на кавказской земле, будь то в этом окопе или соседнем, под крепостной стеной или под гусеницами горящего БМП. Он видел блокпост, устроившийся жалким гнездом кукушки в расселине горного перевала как будто со стороны, с высоты птичьего полета. Испещренная воронками, морщинистая земля пылала, содрагаясь от новых взрывов мин и гранат. Повсюду валялись исковерканные, обезображенные, изуродованные тела солдат.
— Что же ты делаешь, Россия-матушка?! — заскрипел зубами старший лейтенант. — Что же ты делаешь со своими сыновьями?.. Не понять тебя умом… Остается лишь вера… Вера своенравной, истеричной шизофреничке, которая не поддается общению на нормальном языке логики… И гибнут твои сыны, омывая твое же лицо своей кровью… Что же ты делаешь-то, дура?!..