Перевал

– При всём уважении, сэр! Не объясните ли нам, зачем все это? Вы, когда увидели этот батальон, нас пуленепробиваемыми терминаторами сочли, которых в безнадёжное дело можно сунуть? – Мигель Ривера был отличным и в высшей степени надежным парнем, но сочетание неудачного боя и умирающего рядом друга, видимо, подломило его.

Крастер сбросил с плеч лямки и сел прямо, положив руки на лежащий на коленях карабин.

– Не забывайтесь, ланс-капрал!

Здесь Крастер сделал большую ошибку, попытка жёстко осадить ланс-капрала дала обратный эффект. Ривера натурально оскалился.

– В чём я тут забываюсь, сэр? В том, что люди напрасно погибли? Или в том, что вы наш взвод в пасть десятикратно превосходящему батальону коммунистов сунули? Я знаю свой долг и вашим приказам подчинялся без колебаний! И вот теперь отличные парни погибли, перевал захвачен, вертолет сожжен, и мы с нашими ранеными неизвестно, сможем ли сами уйти!

– Ты получил приказ, морпех! Твоя работа его выполнять!

– А я приказы и не оспариваю, лейтенант! Я у вас со всем уважением интересуюсь, не придумали ли вы очередной удачный план, чтобы вытащить нас из этой выгребной ямы, в которой мы благодаря вам оказались!

Вокруг Риверы начали собираться сочувствующие, в основном из числа раненых. Часть морских пехотинцев в возникшей склоке держала несомненный нейтралитет. Сторону лейтенанта открыто выбрали только два человека: штаб-сержант Ковальски и, что несколько удивительно, санитар Соренсен.

Вскочивший на ноги Ковальски нервно дёрнул сжимаемой в руках винтовкой.

– Побольше уважения, ланс-капрал! И думать у меня не смей устроить бунт!

Ответить Ковальски Ривера не успел, ланс-капрала неожиданно поддержала самая тёмная лошадка взвода, хитрожопый ланс-капрал Ломбардо из Детройта. Личность, которая с Риверой далеко не приятельствовала. Сейчас ланс-капрал стоял рядом с Риверой, сжимая в руках свою IAR. Несмотря на всю взвинченность и лёгкое осколочное ранение в предплечье, свойственной ему вкрадчивости итальянец не потерял.

– Осторожнее размахивайте своей винтовкой, штаб-сержант. Многие наши друзья погибли, так что, по-моему, нашему лейтенанту задали весьма даже уместный вопрос.

– Оружием нам действительно угрожать не надо! Штаб-сержант, вы уж не забывайте, что у нас есть право на самозащиту! – Ломбардо поддержал приятель, немногим менее мутный, чем итальянец, ланс-капрал Новак. Новак, тоже вставший рядом с Ломбардо, всем своим видом показывал, что готов подтвердить слова делом, даже несмотря на замотанную бинтом шею и не поворачивающуюся голову.

Про друзей эта парочка откровенно соврала, несмотря на всю их контактность и показное дружелюбие, настоящих друзей у этих двоих во взводе не было. На этом моменте Крастера по-настоящему проняло. Если уж подобная пара открыто встаёт на грань бунта, тогда что должно твориться в головах остальных морпехов?

– Вы, двое, уймитесь! Никто никому не угрожает, понятно? – тем временем Ковальски показательно поддержал Соренсен.

Спокойный, веселый, добросовестный и всегда готовый если не помочь, то хотя бы дать добрый совет, док пользовался в роте и взводе большим авторитетом. Хитрожопая парочка переглянулась, выплеснувший раздражение и успокоившийся Ривера тоже изрядно сбавил тон:

– И всё же, сэр! На что вы рассчитывали?

Отмалчиваться действием было в этой ситуации тактически не выгодно, этим Крастер демонстрировал бы командирскую слабость. Как показали последние несколько минут, пытаться задавить взвод морально было чревато открытым бунтом среди раздраженных потерями и абсолютно безрадостной ситуацией морских пехотинцев. Нужно было воздействовать через интеллект.

– На то, что мы отобьёмся, ланс-капрал…

– При видимом десятикратном превосходстве? – Риверу опять поддержал Ломбардо. Тот бросил на неожиданного союзника раздраженный взгляд. Мексиканец был хорошо знающим изнанку жизни честным парнем, и с мутным, как кукурузная самогонка, итальянцем старался никаких дел без особой необходимости не иметь.

– Так мы практически и отбились, Ломбардо. Забыл, как северные корейцы под огнём от нас бежали? А вот дальше мы увлеклись их расстрелом и в результате попали под пушки и минометы. Замешкались на рубеже, а надо было менять позицию. Мы остались на месте, миномёты нас там и разделали. Конец истории.

Новак попытался вставить пару слов:

– Лейтенант…

– Новак, заткнись. Права меня перебивать, ланс-капрал, я вам не давал! – Крастер не собирался отдавать противной стороне инициативу контроля над ситуацией.

Новак нервно дёрнул пальцами на винтовке, но смолчал.

– Одна ошибка – и очень удачный бой превратился в катастрофу. Под минами отходить было поздно, накрыли нас почти сразу. – Тут Крастер, конечно, немного приврал, но на что ни пойдёшь ради возвращения контроля над подчинёнными. – Будь мы на открытой местности, таких потерь бы не было. Мы ведь сидели в окопах. Основные потери дали мины, рвущиеся в кронах деревьев. Будь ячейки поглубже, таких больших потерь тоже бы не случилось. Но вырыть их на достаточную глубину мы элементарно не успели. Не ты ли, Ломбардо, ворчал, когда свой окоп рыл?