Перевал

Потом их потянуло в сон - глаза слипались, словно вся усталость последних дней навалилась на плечи. Но все же Олегу не удалось уговорить спутников остаться на корабле и спать в нем. Они ушли вдвоем, и Олег, как только их шаги стихли в коридоре, вдруг испугался и еле сдержался, чтобы не побежать за ними. Может, побежал бы, если бы не хотел так смертельно спать. Он лег на пол, раздвинув пустые банки, и проспал много часов, но время здесь, на корабле, не двигалось, его ничем нельзя было поймать. Олег спал без снов, без мыслей, глубоко и спокойно, куда спокойнее, чем Марьяна с Диком, потому что Дик даже в такой усталости несколько раз за вечер и за ночь просыпался и прислушивался - нет ли опасности. И тогда чутко просыпалась Марьяна, прятавшая голову на его груди. Они накрылись всеми одеялами и палаткой и им было не холодно, потому что вечером пошел густой снег и завалил палатку, превратил в сугроб, и сквозь сон Дик, слышавший, как шелестят снежинки, как ветер стучит в стену нависшего над ним корабля, думал: Как хорошо, что идет снег, и те звери, которые могут здесь водиться, их не заметят.

Олег проснулся раньше тех, кто спал снаружи, потому что замерз. Он долго прыгал, чтобы согреться, потом поел - это было удивительно: Не думать, хватит ли пищи. Немного болел живот, должен бы болеть сильнее, подумал Олег. Было стыдно глядеть на остатки пиршества, и Олег отодвинул в угол комнаты пустые и полупустые банки. Надо идти дальше, подумал он. Пойти позвать ребят? Нет, наверное, они еще спят - Олегу казалось, что его сон длился лишь несколько минут.

Он немного оглядится и тогда выйдет наружу и разбудит остальных. В корабле никого нет, давно никого нет, бояться нечего. Скоро придется уходить обратно - через два-три дня перевал завалит снегом. А мы тут спим. Разве можно тут спать?

Олег как настоящий житель леса отлично ориентировался. Даже в корабле. Он не боялся заблудиться и потому спокойно пошел по пандусу, ведущему наверх, в жилые помещения. Он хотел найти сорок четвертую каюту. Его каюту. Он знал, что пока не увидел ее, не будет здесь совсем своим.

Каюту с круглой табличкой "44" он нашел через час. Не потому что трудно было найти, просто он отвлекался в пути, потому что сначала попал в кают-компанию, где увидел длинный стол и где ему очень понравились установленные посредине хрустальные солонки и перечницы, и он даже положил в мешок по штуке, подумал, что мать будет рада, если он принесет ей такие вещи. Потом он долго рассматривал шахматы - видно, при ударе коробка упала на пол и разбилась, и фигуры рассыпались по ковру - ему никто не рассказывал о шахматах, и он решил, что это скульптуры неизвестных ему земных животных. И конечно, удивителен был ковер - у него не было швов, значит, его выделали из шкуры одного животного. Какое же животное на земле так велико и притом у него такие странные узоры на шкуре? Наверное, это морское животное, Эгле рассказывала, что самые большие животные обитают в море и называются китами. Только почему-то раньше Олег думал, что у китов гладкая шкура. Олег видел еще много чудесных и непонятных вещей, и к исходу часа, который потребовался, чтобы добраться до каюты сорок четыре, он был переполнен впечатлениями, но впечатления, накапливаясь, вызывали отчаяние от собственной тупости, от собственной неспособности разобраться в вещах и от того, что Томас не дошел до корабля и не может сказать: Зачем, почему, - и было даже несправедливое раздражение против Томаса, словно тот, умерев, обманул Олега.

Перед дверью в сорок четвертую каюту Олег долго стоял, не решаясь открыть ее, хотя знал, что ничего особенного он там не увидит. И он даже понимал, почему. Пусть мать говорила много раз и все говорили, что его отец погиб при крушении корабля, что он был в двигательном отсеке, где раскололся реактор, все равно ему почему-то казалось, что отец может быть там, что отец мог потом, когда все ушли, думая, что он погиб, прийти в себя и добраться до каюты и там уже замерзнуть. Почему-то Олег никогда не верил в смерть отца и отец оставался живым на корабле, ожидающим, несчастным. Может, это происходило от внутренней убежденности матери, что отец жив. Это был ее кошмар, ее болезнь, которую она тщательно скрывала от всех, даже от сына, но сын об этой болезни отлично знал.

Наконец Олег заставил себя отодвинуть дверь. В каюте было темно. Стены ее были покрыты обычной краской. Пришлось задержаться, зажечь факел, и глаза не сразу привыкли к полутьме. Каюта состояла из двух комнат. В первой стояли стол, диван, здесь ночевал отец, во второй, внутренней комнате жила мать с ним, Олегом, с младенцем.

Каюта была пуста. Отец не вернулся в нее. Мать ошиблась.

Но Олега ждал иной сюрприз, иное потрясение.