Стругацкий только рассмеялся.
Я придвинулся к нему:
— Скажите тогда, что я ошибаюсь. Скажите, Виктор.
— Скажу вам одну вещь, доктор. Если люди Комара найдут то, что они ищут, меня уже через час здесь не будет.
— Хорошо, если они найдут что-то, вас отпустят, дальше что?
— Вероятно, со мной произойдет трагедия.
— Хотите сказать, вас убьют?
Он только пожал плечами.
— Кто?
— Те, кто знает всю правду и всегда знал.
— Кремль? ФСБ? Проект «Сварог»?
— Мне жаль, что вы тоже ввязались в эту историю, доктор. Правда жаль.
— У меня такая работа — ввязываться.
— Не надо мне было ничего говорить с самого начала. Надо было держать рот на замке. Я не понимал тогда. Мне жаль, доктор, — повторил он.
— Вы правда думаете, что мне грозит опасность?
Хотя я скептически отнесся к его переживаниям за меня, но вдруг подумал о Наталье и почувствовал, как внутри шевельнулся сгусток страха.
— Надеюсь, что нет, но… — он замолчал и уставился в пол. Взгляд его был как у загнанного зверя — выражение отчаяния и беспомощности.
— Давайте продолжим, — предложил я. — Вчера вы рассказали, как приехали в поселение и встретились с Романом Бахтияровым. Что было дальше?
Стругацкий поднял на меня глаза, полные отчаяния, и подавил глубокий вздох.
Глава тринадцатая
После обеда Бахтияров пригласил гостей послушать призывную песню, которую должен был исполнить в их честь шаман Прокопий Анямов. Виктор заметил, что Константинов удивился и обрадовался, и спросил его, когда они вышли из дома, что бы это значило. Тот рассказал, что этими песнями манси призывают духов и богов на землю и просят о защите.
Бахтияров провел их к другому дому, который был больше его собственного. Внутри собралось много народу, наверное, вся деревня; они сидели на полу и терпеливо ждали. Все заулыбались вошедшим, особенно дети, во все глаза смотревшие на гостей. Те тоже улыбнулись в ответ и расселись по местам, которые были оставлены для них.
Один из деревенских встал и вышел в центр комнаты. Это был тот самый древний старик с лицом, напоминавшим замшелый камень, которого Виктор заметил в деревне раньше. Мощным голосом старик запел — его резонирующие в нос завывания пересиливали громкий вой ветра среди деревьев. Он пел по-русски, и Константинов заметил своим спутникам, что это очень большая честь для них.
Шаман продолжал петь, и Виктор чувствовал, как слова песни проникают в мозг, искушают, заманивают в ловушку создаваемых образов: