Свет снаряда 2/II около семи часов утра видели в г. Серове. Наблюдала это, по рассказам студентов УПИ, некая группа туристов, пребывавшая в то время в походе у горы Чистоп. Думаю, что предполагаемый снаряд был пущен извне территории СССР, и потому меня удивляет, почему не были закрыты туристические маршруты из г. Ивделя…
И кроме этого, если снаряд отклонился и не попал на намечаемый полигон, по моему мнению, ведомство, выпустившее этот снаряд, должно выслать на место его падения и разрыва аэроразведку для выяснения, что там он мог натворить, и для оказания потребной возможно помощи.
…Если аэроразведка была сделана, то можно предположить, что она подобрала остальных четырех человек.
Изложенным здесь моим личным мнением я ни с кем не делился, считая это не подлежащим разглашению.
Бедный Александр Николаевич! Еще оставалась у него маленькая надежда, что дочку забрали спасатели из аэрогруппы… Через две недели найдут Люсю и троих парней, а в начале мая их похоронят.
В конце странички была сделана пометка карандашом, видимо, рукой Светы: младший брат Люси – Игорь. Живет в Березовском, инженер.
Я прижала к себе листочки. Даже сейчас они хранили горе отца, потерявшего любимую дочь.
А в папке остался еще один протокол допроса свидетеля. Владимир Михайлович Слободин, председатель профкома УПИ, которому после гибели сына еще и влепили строгий выговор (Господи, в какие времена они жили?..), подробно высказывал свои соображения о виновниках беды. Их искали только среди организаторов похода. Владимир Михайлович ссылался на разные документы и постановления, доказывал, где оплошали руководители спортклуба и УПИ, просил наказать их. Особенно должно было влететь Льву Гордо, председателю спортклуба.
Несчастные родители, до самой своей смерти так и не узнавшие – кто и почему забрал у них самое главное в жизни, весь ее смысл – детей. Родители дятловцев боролись за правду как львы. Боролись всеми возможными тогда способами: писали заявления, давали показания, добивались приема у начальства, расспрашивали студентов и туристов… Сами отправлялись на место происшествия, но там, кроме молчаливых снегов и холодного ветра, ничего и никого не повстречали.
Света говорила, что никого из родителей дятловцев нет в живых. Надеюсь, их души повстречались с душами убитых детей – убитых природой, людьми или сверхъестественными силами… Надеюсь, что теперь они знают правду.
11.
Я шла по красивому, заснеженному городу. Он снится мне довольно часто, но это не Екатеринбург. Шумят, раскачиваясь, будто деревья, тонкие и высокие дома, неподвижны редкие сосны с общипанными верхушками, машины едут скучным и скученным потоком. Одно за другим зажигаются окна, веселый пьяница падает на раскатанной до блеска ледяной дорожке. Я иду в старой шубе, подняв воротник обеими руками. Стемнело, зажглись фонари.
Передо мной – старик, он бредет аккуратно, словно боится разбудить в себе болезнь резким движением. Правильные шаги, как машина: раз-два, раз-два. Дорожка узкая, приходится подстраиваться под этот солдатский ритм. Но я куда-то тороплюсь во сне, поэтому вскоре спина старика оказывается прямо перед моим носом – можно даже уловить запах лекарств.
Он оборачивается.
– Эмиль Сергеевич?
– Здравствуй, Анечка!
Мы встаем на месте. Стой, раз-два – как на уроках военного дела.
– Вас же, то есть… вы же… – Я не могу артикулировать, но при этом мне совсем не страшно.
– Что-что? Ах, ну да. Это совершенно не важно! Вот что важно, Анечка. Ты читаешь документы подряд, это, конечно, хорошо, но ты найди там у меня такой картонный конвертик – посмотри, что внутри, в первую очередь. И еще, Аня, – у тебя ведь не все мои бумаги! Ира наша никогда аккуратницей не была. И не увидела еще несколько листочков, я их как раз в тот… м-м-м… день смотрел. Ты уж найди их, пожалуйста. Я поэтому и пришел к тебе. Ясно, Анечка?
Я кивнула. Уж куда яснее. Передо мной белела пустая дорожка, протоптанная в глубоком снегу. Но я никуда не спешила. Как тот седок у ямщика.