Перевал Дятлова: загадка гибели свердловских туристов в феврале 1959 года и атомный шпионаж на советском Урале

Педагогическим успехам Семена Алексеевича можно было только порадоваться. По всему выходило, что из него получится очень и очень неплохой учитель. Но вот мы начинаем читать вторую характеристику и едва сдерживаем удивление: тому ли Золотареву она посвящена? Такое впечатление, что вторую педагогическую практику — с 21 ноября по 31 декабря 1949 г. — проходил совершенно другой человек. Впрочем, слово первоисточнику: «Организационные навыки проявил удовлетворительные. Недостаточно внимания уделял педпрактике. Были два случая опоздания на уроки. Часто вступал в пререкания с руководителем практики и методистом. Не критичен к себе. Деятельного участия в работе бригады не принимал <…> очень слаб практически по гимнастике, хотя по ней специализируется. По своей подготовке не может проводить уроки по гимнастике даже с мужскими группами 1-го курса вуза. В проведении внеу-чебной спортивно-массовой работы тов. Золотарев проявил себя ХХХХХХХХХХХХ активно [12 букв забито знаком «X», но сквозь забой прочитывается слово «недостаточно». — Л. Р.]. Общая оценка за педагогическую практику — хорошо. Рекомендация — в полную женскую среднюю школу или на орг. работу».

Потрясающий документ. Фактически перед нами официальное признание того, что полноценным учителем физкультуры Семен Золотарев быть не может. Буквально по каждому пункту можно видеть прямое противоречие первой и второй характеристик. А ведь их разделяет чуть более полугода — первая датирована 20 мая 1949 г., а вторая — 5 января 1950 г. Да как такое может быть?

Ответ, вообще-то, лежит на поверхности, его только нужно правильно сформулировать. В интервале между первой и второй педпрактиками у Семена Золотарева произошла резкая смена жизненных приоритетов, он потерял всякий интерес к учебе, своей специальности и будущей профессии. Как такое могло случиться? Почему такое случилось? Влюбился? Заболел? Думается, все куда проще, хотя и не совсем очевидно. Принимая во внимание, как в дальнейшем складывалась жизнь Семена Алексеевича, мы вряд ли ошибемся, если предположим, что после первой педагогической практики он узнал, что работать преподавателем физкультуры ему не придется. У него появился иной жизненный план, и педагогическая деятельность в него никак не входила.

Вывод очень интересный, особенно в контексте того непростого времени, когда Семен заканчивал замечательный минский институт. Напомним, что Белорусская ССР подверглась колоссальному, практически тотальному разрушению в годы Великой Отечественной войны. Была уничтожена подавляющая часть объектов инфраструктуры, в том числе и школы. Колоссальный удар испытал белорусский народ, убыль населения республики по итогам войны достигала А довоенного количества. Не хватало как самих школ, так и педагогов всех специальностей. К 1950 г. ситуация стала понемногу выправляться, но до полного решения проблемы дефицита кадров было еще очень далеко. Институты страны все еще готовили специалистов ускоренного выпуска (обучение в минском ГоИФК заняло у Золотарева всего 4 года), и все они были востребованы в народном хозяйстве. Распределение после окончания института носило добровольно-принудительный характер, и отказаться от него было никак нельзя. Кстати, на распределение непосредственно влияла успеваемость, так что были все резоны учиться хорошо и получить хорошую характеристику. Неявка на работу (прогул) была чревата уголовным преследованием. Уволиться с работы было невозможно — допускался только перевод на другую работу. Кстати, опоздания тоже были недопустимы. Другими словами, контроль трудовых ресурсов имел тотальный характер и напрямую был связан с воинским учетом. Закончить институт и не пойти работать по специальности для той поры было настоящим нонсенсом.

Однако отличник и госстипендиат Золотарев как будто бы и не собирался работать после института по специальности — именно такое впечатление можно вынести из характеристики, полученной им после второй педпрактики. Такой отзыв надо еще умудриться получить! Это ж как надо манкировать своими обязанностями, чтобы в характеристике написали про опоздания и пререкания! Такого рода детали совершенно не характерны для подобных документов. Видимо, Золотарев очень сильно повздорил с руководителем практики и всерьез вывел его из себя.

Но конфликтовать с человеком, которому предстоит написать на тебя важную характеристику, может либо глупец, либо крайне самонадеянный человек. А Семен Алексеевич явно был не из их числа. Его безразличие к практике и готовность идти на конфликт с начальником можно объяснить вовсе не глупостью, а уверенностью в своих силах и ощущением скрытой поддержки. И такая поддержка у Золотарева была. На это явственно указывает последующий ход событий — замечательная характеристика, полученная им по окончании института, и тот образ жизни, который Семен Алексеевич смог себе позволить в последующие годы.