Читаем Перевал Дятлова: загадка гибели свердловских туристов в феврале 1959 года и атомный шпионаж на советском Урале полностью

Можно, конечно, предположить, что Колеватов извлек нож в палатке, разрезал им скат, а затем бросил нож там же, в палатке. Предположение, разумеется, глупейшее, идущее вразрез с правдой жизни (как, впрочем, и все умопостроения «лавинщиков»), поскольку нормальный хозяин «номерного» ножа, т. е. зарегистрированного в отделе милиции, имея на поясе ножны, никогда не отложит нож в сторону и не забудет о нем. Он всегда помнит, что несет за эту «финку» ответственность, и притом серьезную, — до 5 лет заключения (вспоминаем цитированный выше текст ст. 182 УК РСФСР в ред. 1926 г. с дополнениями от 1933 г. и 1935 г.). «Лавинщики» могут на это возразить, что Колеватов рвался вытаскивать раненых друзей из-под завала, так торопился, что даже «финку» в ножны сунуть не успел… Тут остается только руками развести, ибо аргумент этот вообще абсурден: Колеватов, торопясь на помощь, отбрасывает «финку» в сторону, а затем начинает для чего-то снимать с пояса ножны, что не только представляется бессмысленным, но и требует затрат драгоценного в той обстановке времени.

Как ни крути, а никаких обыденных объяснений нахождению ножен вне палатки отыскать не получается. Ясно, что Колеватов снял их именно там, и ясно, что в гот момент ножны были с ножом, иначе подобное снимание не имело никакого смысла. И невозможно поверить в то, чтобы Александр проделал эти странные манипуляции по доброй воле. Просто потому, что он имел разрешение на ношение этого оружия и нес уголовную ответственность за его сохранность. А потому просто так отдать его или отложить в сторону не мог. Но после того как Колеватов положил свою «финку» в ножнах в снег, кто-то попытался этим ножом воспользоваться. На это явственно указывает тот факт, что ножны оказались пусты.

Как понял читатель из предыдущего текста, в роли человека, схватившего «финку» Колеватова из ножен, автору видится Рустем Слободин. Тому не существует никаких объективных подтверждений, кроме чрезмерного на фоне остальных членов группы травмирования Рустема. Уж слишком сильно избили его, как говорится, хватили через край, не просто с ног сбили, а «вырубили» напрочь. Именно потому Слободин и остался в одном валенке: первый он снял сам перед тем, как схватиться за нож, а после избиения никто уже не стал стаскивать второй валенок с бесчувственного тела.

Расправа над Рустемом явилась апофеозом сцены у палатки. Подавленные всем увиденным и услышанным, не понимающие сути происходящего, туристы уже безропотно исполнили последнюю команду своих мучителей: «Валите отсюда, покуда целы!» Подхватив под руки еще не вполне пришедшего в себя Рустема Слободина, туристы потянулись вниз по склону, интуитивно догадавшись не шагать в сторону лабаза — кто знает, вдруг грабители пожелают наведаться и туда!

Дятловцы не бежали — у них не было оснований бежать, поскольку мучители сами отпустили их на все четыре стороны. Первая их реакция на происшедшее была вполне понятна — они испытали облегчение оттого, что крайне постыдная, отвратительная и бессмысленная сцена их общего унижения и избиения закончилась. Погода была относительно теплой — примерно -5 °C —7 °C, — и на фоне переживаемого туристами психоэмоционального стресса такой холод не казался запредельным или даже опасным. Очень скоро, буквально в нескольких десятках метрах от палатки, к идущей группе присоединились беглецы — Золотарев и Тибо-Бриньоль. Движение вниз по склону объединившейся группы проходило при живейшем обсуждении инцидента, причем обсуждении очень полемичном и даже конфликтном. Золотарев знал больше прочих и имел самый богатый жизненный опыт, очевидно, что он предлагал некий план, возможно даже навязывал его остальным членам группы. Что это был за план действий, мы можем только гадать.

Мы знаем, что следы вниз по склону то сходились, то расходились, хотя имели общее направление, причем спускавшиеся явно не теряли голосового контакта. Они, безусловно, разговаривали на ходу, что-то оживленно доказывая и убеждая несогласных. О чем это свидетельствует? Объективно ни о чем, вернее, всего лишь о том, что туристы имели намерение держаться вместе. Однако для психолога в этом странном «роении следов» («роение» — от слова «рой») кроется немалый смысл. Дятловцы интуитивно делились на группы «по предпочтениям»: когда кто-то предлагал разумный план действий, к нему переходили сторонники, когда следовало иное разумное предложение — люди переходили к нему. Это вовсе не значит, что члены группы перебегали от одного глашатая к другому — нет! речь идет о движении бессознательном, безотчетном, происходившем как будто само собой.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Расшифрованный Булгаков. Тайны «Мастера и Маргариты»
Расшифрованный Булгаков. Тайны «Мастера и Маргариты»

Когда казнили Иешуа Га-Ноцри в романе Булгакова? А когда происходит действие московских сцен «Мастера и Маргариты»? Оказывается, все расписано писателем до года, дня и часа. Прототипом каких героев романа послужили Ленин, Сталин, Бухарин? Кто из современных Булгакову писателей запечатлен на страницах романа, и как отражены в тексте факты булгаковской биографии Понтия Пилата? Как преломилась в романе история раннего христианства и масонства? Почему погиб Михаил Александрович Берлиоз? Как отразились в структуре романа идеи русских религиозных философов начала XX века? И наконец, как воздействует на нас заключенная в произведении магия цифр?Ответы на эти и другие вопросы читатель найдет в новой книге известного исследователя творчества Михаила Булгакова, доктора филологических наук Бориса Соколова.

Борис Вадимович Соколов , Борис Вадимосич Соколов

Документальная литература / Критика / Литературоведение / Образование и наука / Документальное
Сергей Фудель
Сергей Фудель

Творчество религиозного писателя Сергея Иосифовича Фуделя (1900–1977), испытавшего многолетние гонения в годы советской власти, не осталось лишь памятником ушедшей самиздатской эпохи. Для многих встреча с книгами Фуделя стала поворотным событием в жизни, побудив к следованию за Христом. Сегодня труды и личность С.И. Фуделя вызывают интерес не только в России, его сочинения переиздаются на разных языках в разных странах.В книге протоиерея Н. Балашова и Л.И. Сараскиной, впервые изданной в Италии в 2007 г., трагическая биография С.И. Фуделя и сложная судьба его литературного наследия представлены на фоне эпохи, на которую пришлась жизнь писателя. Исследователи анализируют значение религиозного опыта Фуделя, его вклад в богословие и след в истории русской духовной культуры. Первое российское издание дополнено новыми документами из Российского государственного архива литературы и искусства, Государственного архива Российской Федерации, Центрального архива Федеральной службы безопасности Российской Федерации и семейного архива Фуделей, ныне хранящегося в Доме Русского Зарубежья имени Александра Солженицына. Издание иллюстрировано архивными материалами, значительная часть которых публикуется впервые.

Людмила Ивановна Сараскина , Николай Владимирович Балашов

Документальная литература
Иуды в Кремле. Как предали СССР и продали Россию
Иуды в Кремле. Как предали СССР и продали Россию

По признанию Михаила Полторанина, еще в самом начале Перестройки он спросил экс-председателя Госплана: «Всё это глупость или предательство?» — и услышал в ответ: «Конечно, предательство!» Крах СССР не был ни суицидом, ни «смертью от естественных причин» — но преднамеренным убийством. Могучая Сверхдержава не «проиграла Холодную войну», не «надорвалась в гонке вооружений» — а была убита подлым ударом в спину. После чего КРЕМЛЕВСКИЕ ИУДЫ разграбили Россию, как мародеры обирают павших героев…Эта книга — беспощадный приговор не только горбачевским «прорабам измены», но и их нынешним ученикам и преемникам, что по сей день сидят в Кремле. Это расследование проливает свет на самые грязные тайны антинародного режима. Вскрывая тайные пружины Великой Геополитической Катастрофы, разоблачая не только исполнителей, но и заказчиков этого «преступления века», ведущий публицист патриотических сил отвечает на главный вопрос нашей истории: кто и как предал СССР и продал Россию?

Сергей Кремлев , Сергей Кремлёв

Документальная литература / Публицистика / Прочая документальная литература / Документальное