Александр Ильич оперся на стол, даже забыв на время о цели своего прихода сюда. Его все более интересовал и сам разговор и его собеседник. А Туганов продолжал, все более увлекаясь:
— Нельзя, невозможно разумно спланировать город, который соединял бы различные функции: порта, мастерской и административной столицы края. Все равно сама природа поставила рубеж: больше ста пятидесяти тысяч жителей на имеющейся возле моря строительной площадке не разместить. Значит, в дальнейшем это будет город-порт, за который мы должны бороться сегодня, и другой город — северная столица, за который мы вместе с вами будем бороться завтра. Не такая уж, выходит, все это беспочвенная мечта, как полагают некоторые.
Ремезов протянул Туганову руку:
— Спасибо! Оказывается, мы единомышленники. Очень рад, что судьба свела нас. Что ж, будем вместе бороться. И сегодня… и завтра. А сейчас дайте мне, пожалуйста, расчеты по «Карстовому». Да я, собственно, за ними пришел. И… хотите добрый совет? Оставьте в покое неудачливого автора «Анивы». Не стоит раньше времени наживать врагов. Это только Лунин утверждает, что, «когда больше врагов — легче жить». Я на этот счет придерживаюсь прямо обратного мнения!
…К концу рабочего дня всегда накапливалось много дел, и Александр Ильич не любил, чтобы его отвлекали.
За окном медленно стихал городской шум. Казалось, гаснущие краски вечера приглушали звуки. Небо меркло по краям, зато море, видимое из окна, наливалось вечерним прозрачным светом. На волнах четко белели тонкие гребни пены.
В такие минуты забывались неприятности, забывалась и очередная волокита с его последним проектом. Он мысленно видел, как на склоне приморской сопки вырастали дома. Сплошные ленты домов, как крепости против мороза и ветра. Они выглядели непривычно, а он знал: в институте есть люди, которые больше всего боятся непривычного.
Как раз один из таких вот уже около часа говорил о разных разностях, уютно устроившись на старом, обжитом диване, и Александр Ильич никак не мог понять, что ему нужно? Архитектора Синяева он знал давно. Точно так же знал и то, что на будущее города они смотрят разными глазами. У Синяева был свой проект. Но это ничего не значило: мало ли какие мнения существовали в институте насчет застройки портового района? Александр Ильич отнюдь не считал врагами всех, кто думал не так, как он, и ясно высказал это на недавнем архитектурном совете… Там же, на совете, выяснилось, что сторонники имеются у обоих проектов, как Синяева, так и его, Ремезова, и что, в сущности, состоявшийся в институте разговор еще ничего не решил окончательно. Следующая инстанция — градостроительный совет, куда входят представители от самых разных организаций.
Правда, совет такой давно уже не собирался. В институте много говорили о том, что он должен работать постоянно, но на деле это не получалось.
Александр Ильич ничего не имел против такой широкой аудитории. В конце концов, в домах, которые строят архитекторы, жить-то придется другим людям. Пусть высказываются. Синяева эта сторона вопроса, кажется, не интересовала, но это ведь его личное дело. Непонятно только, чего ради он пришел сейчас?
А Синяев говорил и говорил — о чем угодно, кроме дела. Рассказывал институтские сплетни, аппетитно похохатывал над своими же остротами.
Александр Ильич почувствовал, что еще минута — и он сорвется. Приближался один из тех приступов мгновенного гнева, который столько раз уже ссорил его с людьми.
— Простите, Аркадий Викторович, — заговорил он, сдерживаясь, — но мне совсем неинтересно знать, что говорят об отношениях того-то и той-то. Я думаю, вас ко мне привело более серьезное дело?
Аркадий Викторович изумился.
— Дело? Да что вы, батенька, при чем тут дела? Время уже к дому собираться, да и день такой нелегкий выдался — устали все до чертиков. Вот я и подумал: зайду к коллеге поболтать. Что это мы, все ссоримся и ссоримся… А чего делить?
— Делить нам и верно, нечего, — холодно согласился Ремезов, — но и болтать не о чем. Кажется, позиция моя достаточно ясна? Ваша — не менее. Так о чем же нам толковать?
Синяев сморщился и даже рукой отмахнулся.
— Господи, вы все о том же! Будет вам! А что до позиции… так нужно ли спор наш выносить на люди, подумайте все-таки, батенька, а? Ну, шум поднимется, а толку? Да и что люди-то эти в архитектуре смыслят? Кто говорит красно — тот у них и прав. Подумайте, еще ведь и отказаться не поздно.
Александр Ильич поднялся и встал у окна, чтобы Синяев не видел его лица.
— Думать мне не о чем, вопрос о совете решен, — сказал он как мог спокойно, — и если вы только за этим и пришли, то напрасно. Вас что-нибудь еще интересует?
Синяев тоже поднялся, сокрушенно развел руками.
— Ну, просто невозможно с вами говорить! Честное слово. Это же надо иметь такой несчастный характер!
— Желаю вам быть счастливее со своим, — не оборачиваясь, ответил Александр Ильич. Он даже не посмотрел вслед уходившему, только слышал, как хлопнула дверь.