Перевал

…У селения Баксан машина повернула налево и устремилась вдоль реки Баксан на юго-запад. Не доезжая до Тырныауза, свернула с основной дороги и, проехав по лесной просеке, остановилась у охотничьего дома.

— Куда мы приехали? — выйдя из машины и оглядевшись, спросил Кутипов.

— Сейчас узнаете, господин Кутипов. — Шалва повел носом. — Чуете запах? У-у, пальчики оближете.

…Лейла оказалась гостеприимной хозяйкой.. Она сама подавала на стол еду, сама разливала вино в глиняные кружки. Кутипов не сводил глаз с девушки. Его лишь смущало присутствие Бориса Севидова и Шалвы. Смущало — пока был трезв. А это длилось недолго. После третьего тоста он уже пытался обнять Лейлу.

— Эй, Шалва, уходи, — заплетающимся языком бормотал он. — Ты, тезка, тоже исчезни.

Внезапный удар в затылок свалил Кутипова на пол.

И Шалва и Борис Севидов сразу куда-то исчезли, и с ними все исчезло: и стол с вином, и кушанья, и сама Лейла, — все исчезло мгновенно.

— Готов? — спросил Борис.

— Готов.

— А ты не слишком сильно шмякнул его? — встревожился Борис. — Ведь он нам живым нужен.

— В самый раз, — ответил Шалва, потирая кулак. — До туристской тропы очухается.

— До старой кошары ты, Борис, дорогу помнишь, — говорила Лейла. — Там вас встретит мой отец. Он проводит к партизанам.

— Почему ты не идешь с нами, Лейла? — спросил Борис. — Кажется, пока все складывается удачно.

— Не могу. Я уже сегодня должна быть в Нальчике. Фашисты собирают на курбанбайрам всяких продажных псов. Бургомистры аулов посылают туда своих представителей. Митинг должен состояться в бывшем Доме профсоюзов. Мы должны помешать фашистам.

— А что будем делать с машиной? — спросил Шалва. — Вдруг немцы наткнутся?

— Придется в пропасть сбросить. Жаль, конечно, такое добро, но что делать… — сказал Борис.

Кутипов не очнулся, как предполагал Шалва, у туристской тропы. Нокаут и спиртные пары надолго лишили его сознания. И теперь Шалва с Борисом, выбиваясь из сил, тащили Кутипова на себе по гребню, ведущему к вершине Чарык. Они не решались свернуть с узкой ишачьей тропы, чтобы не нарваться на немецких егерей.

Утро в горах было морозное. На гребне, при ясном, безоблачном небе, дул сильный ветер. Но к полудню он утих. Солнце начало пригревать. Борис и Шалва медленно брели со своей тяжелой ношей, углубившись в рощу крупного бука.

Хижины в условном месте не оказалось. От нее осталось несколько бревен да часть глинобитной стены, торчало несколько кольев.

Они усадили Кутипова на бревно, привалили спиной к стене, чтобы тот не упал, и, обессиленные, сели рядом. Хотелось спать. Сколько придется ждать отца Лейлы? И когда очухается Кутипов?.. От хижины были видны горы, засыпанные снегом. Словно укрытые белой попоной, они замерли в таинственной тишине. Казалось, замерла и война. Можно бы часок вздремнуть. Но Кутипов открыл глаза. Некоторое время он бессмысленно смотрел то на Шалву, то на Бориса. Потом дернулся, тряхнул головой, огляделся и тихим, уставшим голосом спросил:

— Что это? Где я?

— В горах Кавказа, — ответил Шалва.

— Что за спектакль? Что это значит? — Кутипов попытался встать, но, схватившись за голову, опустился на бревно.

— Это значит, господин предатель, что мы идем к партизанам.

Только теперь Кутипов понял, что произошло. Он как-то сразу обмяк, привалился к стене я закрыл глаза.

— И это за все, что я для тебя сделал, Шалва? — не открывая глаз, проговорил Кутипов. — Ну, этот генеральский брат… черт с ним, охмурил он всех нас, дураков. А ты? Ведь ты служил мне, Шалва. Большевики тебя по головке не погладят, можешь мне поверить.

— Я служу своему народу, и мне нечего бояться, потому что я и сам большевик.

— Но зачем я вам нужен? — спросил Кутипов.

— Скоро узнаешь, — ответил Борис Севидов.

— Могли бы выкрасть немца. Я бы помог вам поймать важную птицу.

Из леса вышел сухой, сгорбленный старик в бараньей шапке. Опираясь на ярлыгу[5], он вел за повод угрюмого мула, такого же, очевидно, старого, как и он сам. Борис узнал в старике Чокку Залиханова.

— Скорее, воллаги[6], скорее! Товарищи вашу добычу ждут.

Кутипов исподлобья смотрел на старика.

— Ну чего так смотришь, оседлавший холеру? Давай лезь в мешок.

— Куда? — не понял Кутипов.

— Зачем в мешок? — удивился Борис.

— Так нада, — доставая из сумки полосатый матрац, отвечал Чокка, — повезем на муле, как барана. На, Борис, тряпку, заткни ему рот, чтобы не кричал. Немцы услышать могут.

Кутипов, мыча что-то, попытался сопротивляться.

— Молчи, сын поганой свиньи, — приговаривал старый Чокка. — Да пусть твоя мать отдаст собаке грудь, которой выкормила тебя, предатель.

Они с трудом втиснули Кутипова в мешок, уложили поперек на спину мула и двинулись в путь.

— Далеко нам? — шагая рядом с Чоккой Залихановым, спросил Шалва.

— За ночь дойдем.

— А не задохнется?

— Пускай ноздрями дышит. Лишь бы не кричал. Тихо нада.

— Да, у вас здесь тихо, — проговорил Борис Севидов. — Я думал, близко фронт, бои, а тут — тишина.

— Фронт есть, — отвечал Чокка Залиханов. — И бои есть, только дальше. У нас громкие были, сейчас тихие. Громкие бои где-то у Туапсе…

Глава девятая

1