Переведи часы назад

Я боюсь предсказаний (Ответы на записки из зала)

– Насколько я поняла, вы верите в судьбу. Но верите ли вы в возможность ее предсказания или даже моделирования?

– Я боюсь предсказаний. Не знаю, может ли человек увидеть будущее и рассказать о нем. Но обратная связь существует – если человек что-то скажет, то это «что-то» непременно сбудется. Есть люди, у которых слова очень весомы, их «предсказания» материализуются. Может быть, это особый дар. Сама я всегда очень осторожно разговариваю, боюсь что-нибудь плохое сказать.

– Выходит, можно смоделировать себе хорошее будущее, если предсказывать только добро?

– Выходит, так. Поэтому я всегда стараюсь говорить людям только хорошее. И мне часто рассказывали: «После общения с тобой светлая полоса в жизни начиналась». И я этому очень рада.

– В вас действительно чувствуется какая-то солнечность...

– Ко мне даже предметы прилипают по всему телу – ручки всякие, косметика, посуда.

– Как вы относитесь к людям, которые из-за несложившейся жизни пытаются покончить с собой или просто спиваются?

– Что значит «жизнь не сложилась»? Мне, может, давно следовало утопиться из-за того, что у меня детей нет. Я это очень тяжело переживала, ходила по больницам... При нынешних достижениях медицины я бы могла родить в 35—40. Теперь мне 52, время упущено. Если кажется, что «жизнь не сложилась», надо или лечиться, или трудиться.

– Вы верите, что после смерти еще что-то будет?

– Нет...

– А в высший разум верите?

– Не знаю... Но, когда пишу стихи, мне порой кажется, что они исходят не от меня. Наверное, что-то такое есть.

– Лариса, любовь для вас, видимо, основное «топливо» для вдохновения?

– Обычно говорю, что я специалист по личной жизни. Наверное, это еще одна моя специалность. Так уж, видно, я устроена, что вскоре после знакомства человек начинает мне рассказывать подробности о себе. Сама я уже больше 20 лет живу с моим дорогим мужем Давидом и любовные драмы наблюдаю со стороны. С высоты своего опыта могу дать совет, утешить. И успешно делаю прогнозы. Я заметила, что и рифмованные строки могут быть пророческими. Некоторые печальные стихи стараюсь не произносить вслух, чтобы они не перешли на меня.

– И все-таки у вас больше печальных стихотворений-песен. Правда, слушать их почему-то сладостнее, чем иные жизнеутверждающие.

– А людям нашим нравятся «электрические» песни.

– Какие-какие?

– Да те, которые нищие по электричкам поют. Про бедную долю. Мы любим маленьких героев. А вот когда человек поднимается, богатеет, делается суперменом, становится выпуклым и приметным, у окружающих появляется к нему холодок и неприязнь. Все мы так устроены. Поэтому «плакательные» песни нам ближе.

– Особенно хорошо вам удаются стихи про обманутых женщин. Это невыдуманные сюжеты?

– По-разному. Но у меня в душе действительно есть копилка для тех жизненных историй, которые мне рассказывают. Я так создана, что, стоит мне поговорить с человеком хотя бы минуту, всегда помню содержание этой минуты. Знаю, что располагаю к себе людей, потому что помню многие мелочи их жизни.

– И это вам не мешает? Наверное, много лишнего скапливается в шкатулочке?

– Душевные, сердечные моменты никогда не лишние. Я очень долго работала в японской газете «Асахи» – я ведь переводчик с японского. Во время активного сотрудничества была переполнена информацией. И однажды решила ее выбросить. Поняла, что больше не хочу знать расстановку политических сил, программу каждой партии, знать, кто что предлагает и кто в чем обманывает. Сказала себе: хочу быть необразованной, неподкованной, неполитизированной. И в «Асахи» стала появляться крайне редко.

– У меня наивный вопрос: если на свете так много «неозвученной» классики (Пушкина, например), зачем музыкантам тратиться на стихи поэта-песенника?

– А затем, что припевчик не умели классики писать. Трудно петь просто поэзию. Песня – жанр со своими законами. То, чем я занимаюсь, не могу назвать поэзией. Просто песенная ритмика.