— Давно их не слышал… даже звучат странно, как чужие, — старик охотно позволил поддеть себя под локоть и побрел вниз по улице, сквозь толпу, которая трепетала и таяла перед алым нобом, буквально испарялась… — Как ты, как сын?
— Я все так же, а мой малыш подрос. Видишь, уже доверяю ему фамильную саблю, — в голосе алого ноба зазвенела гордость. — Сэн растёт толковым, и сердце горячее, и руки работящие. Остался дома, чинит крышу… жаль, я опять не познакомил вас.
— Жаль, — кивнул старик. — Но не беда. Мне покуда мил этот город. Тут… дышится.
— Скажешь тоже.
Они брели по улице, говорили и улыбались — знакомые, которые не виделись давно и вряд ли скоро повстречаются опять. И оба вроде не помнили, что только что стояли под смертью. Для алых она — не враг и не друг, всего лишь тень, которая всегда рядом с воином. А для синих нобов, знатоков слова и хранителей памяти, смерть и вовсе — невидимка. Верно сказал тщедушный: некоторым от рождения будто голову напекло…
Создатель веры, кстати, уже добежал до городских ворот, быстро их миновал и зашагал прочь, невнятно бормоча на наречии, чужом для этих мест. По жестам и выражению лица понятно одно: зол и ругается. Так он и брел, морщась и шипя, скалясь и вздыхая… пока его не окликнули.
— Кукольник, тварь дрожащая! Кто тебе позволил лезть на мои земли? — медленно выговорил бес Рэкст, поднимаясь в рост и лениво потягиваясь.
Рэкст устроил засаду в тени усохшей березовой рощицы. И сейчас, когда багряный бес спускался со взгорка к дороге, кроваво-алые искры текли по его волосам все обильнее, так что постепенно вся голова запламенела яростью.
— П-приказ, — тщедушный замер, опасливо глядя на Рэкста. — Её приказ. Испробовать тут, в четвертом царстве, веру. То есть ре… религию. Раз в полвека так и делаю. Не рычи! Я доложу: еще рано, но уже скоро. Ты…
— Мы с тобой зовёмся бессмертью, поскольку не знаем предела своих лет, — прошелестел багряный бес. Он улыбнулся ласково, но взгляд полыхнул отчаянной рыжиной, выдавая настоящее настроение. — Ты знаешь, что я высший хищник. Но ты явился сюда. На мою территорию! Ты, каменное уродство первого царства. Ты, гнусь, вечно жаждущая стать у людишек богом. Ты, знающий, что меня, хищника третьего царства, они всяко будут бояться сильнее, с верой или без нее. Это моя земля!
— Но…
— Я вытянул карту палача, когда королевой был создан новый порядок. Ты явился сюда, к палачу, потому что ищешь смерти? — еще ласковее спросил Рэкст, облизнулся и стал подкрадываться к собеседнику, широко раздувая ноздри. — Тогда выбор пути хорош. Я зовусь у людишек граф Рэкст, я проклят быть здесь, среди них. Я посажен на цепь и служу. Но это моя территория! Моя! Только моя! Даже ей с её картами, властью и иерархией не изменить мою природу. Ты видел метки? Ты чуял метки, каменная задница? Ты пересек мои метки!
— Твоя земля, кто бы спорил… я же хотел по-дружески, без обид, — залепетал тщедушный, пятясь и икая. — Исчезаю! Исчезаю…
Рэкст взрыкнул и метнулся вперед, незримый для людского глаза, стремительный. Когтистая лапа прорвала грудину Кукольника со звоном и скрипом. Прошила насквозь — и замерла, оставляя тело корчиться нанизанным на локоть… Рэкст вторым рывком выдрал свою руку из тела врага, отшвырнул его и взвыл победителем.
Тщедушный сник мешком у дороги. Но вот он дернулся, по спине прошла конвульсия — и неотличимое от человека существо стало вставать, противоестественно живое, с зияющей дырой в ребрах. Дыра постепенно затягивалась, тщедушный хлопал себя по рубахе, всхлипывал, стряхивал песок и пыль — то, во что превратилась омертвевшая плоть.
— Тварь дикая, — бормотал тщедушный. — Я доложу ей.
— Мнишь себя богом, погоду портишь, — усмехнулся багряный, и его волосы стали терять яркость. — Боги не жалуются. Убирайся. Тут все — моё.
— Так в том-то и дело! — взвизгнул тщедушный. — Куда ни сунься, ты уже был там и отметил место, как своё.
— Будешь драться за право передела?
— С тобой? — икнул Кукольник. — Нет уж… исчезаю. Мою работу можно делать и по-тихому.
Он действительно растворился, воспарил маревом в горячее бесцветное небо…
Рэкст вернулся в тень рощицы и снова принялся ждать. Его взгляд темнел и делался то ли карим, то ли болотисто-бурым с прозеленью — кто скажет наверняка? Кто посмеет взглянуть вблизи и пристально? Волосы беса потрескивали и теряли багрянец, но их всё ещё перебирал незримый ветерок непокоя…
Когда от ворот ударил конский галоп, бес Рэкст уже выглядел вполне человеком. Он равнодушно прищурился, без азарта презирая и этого исполнителя из своей свиты, одного из многих, готовых служить бесу за его золото, за свою причастность к окружению сильного.
— Мы воспользовались помощью советника, — смущенно лепетал гонец. — У нас не было времени и полного понимания… прошу прощения. Он смог вывести на площадь нужного человека в указанное вами время.
— Советник хорош, жаль, пока он не мой, — прижмурился бес. — Втащил в игру алого упрямца. Тонко, мягко, ненавязчиво… Что он запросил в оплату?
— Раздела интересов. Отсрочки для перемен в правах нобов.