Перевернутый Бог

Постепенно клуб пополнялся новыми участниками, в связи с этим росли и запросы на развлечения, что привело к всеобщей тайне. Чтобы тайну хранили – придумали весьма интересную инициацию: кандидатов в клуб приглашали в одну из комнат, где черной тканью были занавешены все окна, а на стенах и люстре горели свечи; по центру комнаты стоял большой стол с мраморной столешницей (из белого и черного мрамора), на котором горел подсвечник в виде обвитого змеей дерева, рядом стояла серебряная чаша с рубиновым вином. Первородная Ева, в маске и черной полупрозрачной накидке из китайского шелка, читала вошедшему тайное заклинание. Неофиту разрешалось снять повязку с глаз… Ева соблазняла и искушала его своим магнетизмом и очарованием, своей непорочностью, чистотой, свежестью утренней розы. Ее лепестки, от бликов мерцающих свечей, переливались в лучах восходящего солнца с тьмой похороненной луны. Тягучий аромат витал в пространстве терпкого полумрака. Необузданная похоть просачивалась в чертоги человеческого естества под видом непорочной святости. Запретный плод – путь к познанию истины мироздания. Древо жизни, древо мудрости, древо любви, древо смерти звенья одной цепочки бесконечной вечности и мимолетности мгновения. Две реки соединяются в одну точно так же, как две рельсы сходятся в одну, когда плоть превращается в прах.

Люди в белых масках и черных фраках хлопали и танцевали в такт грехопадения человека. После этого девушка удалялась из комнаты, а кандидату в клуб «Дионисий» сообщали, что он вкусил запретный плод – теперь пора познать смысл человеческого бытия. Ему задавались вопросы о существовании Бога, дьявола, бессмертия, любви, семье, истине и смерти. После давали выпить вина из серебряного кубка, на дне которого лежал золотой перстень. Выпив вино – посвященный одевал перстень на безымянный палец правой руки (в миру он носил его на левой руке). После этого произносилась речь на идише, или русском. Далее участники пускались в пляс и веселье. Так заканчивался процесс посвящения.

Возможно, участники клуба вдохновлялись масонскими ложами с их ритуалами, но, по правде говоря, они обладали неким другим смыслом. Это, скорее, был клуб для развлечений взрослых мужчин, для приятного времяпровождения за игрой в карты: так как игра, порой, так увлекает, что можно забыть о работе, еде и времени… Можно всю ночь напролет играть, а под утро совсем выбившись из сил от недосыпания – свалится в постель и уснуть мертвецким сном. Проснутся в 12 часов дня, позавтракать, выпить кофе, закурить сигару и продолжить игру. Играли на деньги и не только. Но никогда не играли с человеком на такую сумму, которую тот не мог бы отдать. Это был своего рода своеобразный кодекс. Встречались вчетвером или вшестером: не всегда все участники могли присутствовать в один и тот же день.

Помимо Пущи-Водицы, где встречи проводили в основном летом, также встречались в роскошных апартаментах Якова Каплера, усадьбе Савелия Игнатьева, который был состоятельным купцом первой гильдии и промышленником. В доходном доме Лазаря Гершмана на Константиновской, а также в апартаментах Аркадия Яновского, архитектора и инженера.

Когда карточная игра пресыщала, то появились новые идеи: по воплощению всевозможных запретных желаний, о которых можно только мечтать и фантазировать, но когда люди с огромным влиянием и деньгами начинают воображать что-либо, то мало что может их остановить от воплощения их в жизнь. Как, например, раздвижной потолок на крыше дома, чтобы в праздник Суккот смотреть на ночное звездное небо или иметь свой собственный передвижной вагон с оркестром. Чтобы познать любовь с роскошными куртизанками, французскими и польскими кокетками, японскими жрицами любви, принять участие в самых непостижимых оргиях в честь бога Дионисия, крутить романы с балеринами, актрисами и певицами.

Глава III

Элизабет Доллан, жена купца первой гильдии, Дмитрия Морозова, овдовев – осталась одна с двумя детьми на руках: Оскаром и Лизой. Помимо такого горя, имущество Морозова было заложено под кредит, а сам он, пристрастившись к картам и рулетке, погряз в долгах. Кому он только не был должен: собственному брату, друзьям, отцу Элизабет, который был владельцем кондитерской на Хрещатицкой. Доходы у отца Лизы Доллан, так ее называли на русский лад, были хоть и неплохие, но их было недостаточно, чтобы рассчитываться с долгами по кредитам. Все имущество Морозова изъяли, но даже этого не хватало для погашения долгов. Снова просить деньги у отца – Элизабет уже не могла, так как и у него были обязательства перед кредиторами.