В это время со стороны нашего вагона раздались первые выстрелы нападавших. В ответ раздались выстрелы защитников.
Иван удовлетворённо кивнул головой:
– Держатся покудова наши дружки-товарищи.
Лежавший на спине «клиент» Ивана заворочался и забористо обложил трёхэтажным матом неизвестно кого.
– Во, мой крестник оклемался, – обрадованно потёр руки сотник.
Хочу заметить, что от однофамильца моего Степана так и било положительной энергией. Видно, не подрастерял он на фронтах первой мировой желания радоваться жизни. Окружающие поневоле заряжались его энергетикой и чувствовали себя рядом с ним гораздо увереннее.
– Счас мы его спытаем, что это за воинство туточки озорует? Эй, болезный, что это за орда басурманская на нас свалилась? – приступил сотник к реализации своих планов.
Поверженный казак злобно завращал глазами, затем его взгляд остановился на неподвижном теле своего товарища.
– Кум Захар, ты энто чегой-то? – глупо спросил он.
– Был кум, да весь вышел, – посочувствовал ему сотник. – Счас он с архангелами гуторит, а могёт быть, и с самим Гавриилом.
– Ты чего энто зубы скалишь? – неожиданно «взбы- чил» казак. – Кума моего порешили и радуетесь, мать вашу итить!
– Ты, дяденька того… не собачься, не такое твоё положение, – попытался его образумить Иван.
– Да пошли вы! – бушевал хмель в голове полупьяного казака.
Недолго думая, я ткнул ему кулаком под дых, казак на полуслове задохнулся и нехотя сложился пополам.
– Ну вот… – сокрушённо произнёс сотник. – Теперь в животе одна оказия получится. – И, примерившись, влепил ему звонкую оплеуху.
– Энто вы по какому такому праву меня истязаете? – отдышавшись, возмутился казак.
– Поясняю. Потому как ты есть военнопленный, «язык» проще говоря. И могём мы спытать на тебе все методы допроса. – ухмыльнулся Иван.
– Не имеете таких правов. Я ведь свой, русский… – попробовал дальше качать права «военнопленный».
– Ага! Ты, курва, заяви на нас в международный трибунал или в Гаагский суд по правам человека, – поддержал я сотника.
Он с уважением посмотрел на меня, покачал головой.
Между тем стрельба у нашего вагона утихла, и раздался зычный голос:
– Эй, вы, которые в вагоне! Мы знаем, что так держать оборону могут только фронтовики. Отдайте нам проезжих купчишек и богатеев. Мы их маненько пограбим, а вас не тронем. Нечего нам из-за энтих мироедов пускать друг дружке кровя.
– Обещала коза по капусту не ходить, – прозвучал в ответ голос Стрельникова. – Мы вас допустим, а вы и нас за своих друзей-товарищей всех порешите. Вон мы их сколько здесь навеки успокоили.
– Слово казака-офицера! А могёте всеми своими силами и с вооружением вообче отойти от вагона. Обещаю, что препятствиев строить не станем.
– Какой ты к чёрту офицер! Бандит ты, и слово твоё бандитское! Нет твоему слову веры, а в чистом поле вы нас вмиг положите. Нет уж, благодарствуем за заботу, но мы уж лучше как-нибудь здесь, – не думал поддаваться на уговоры Стрельников.
– Ну, тады не обессудьте. Все здеся останетесь, – прозвучал в ответ всё тот же голос.
Переговоры зашли в тупик, но нападавшие военных действий пока не возобновляли. Наверное, обсуждали план захвата непокорного вагона.
Наш военнопленный, видя, что никто не торопится его освобождать, решил заговорить.
– Из Верхнеудинской мы. Шли навстречь атаману Семёнову. А в одной из попутных станиц казачки самогону накушались да и решили вовместях с тамошними станишниками эшелон пограбить. Всё какой-никакой, а в дому прибыток.
Иван спросил:
– А на хрена ж ты, седая твоя борода, решил девку спортить?
– Видит Бог, бес попутал, – истово перекрестился казак. – То кум всё: гляди, кака девка дюже справная, давай, Андрюшка, её спробуем, да давай, – передразнил он покойного. – Вот и спробовали…
– Да, нехорошая оказия с вами приключилась, – посочувствовал ему Иван. – Выходит, что через этот самый окаянный отросток твой кум смерть принял, а ты на такой позор сподобился?
– Выходит, что так, мать энту девку в коромысло! – понурился казак.
– Дак я ишто и виноватая! – раздался из-за спины звонкий от негодования девичий голос. – Энтот сивый мерин на меня ещё и лается!
Я от неожиданности вздрогнул.
– А ты пошто здесь? – первым опомнился сотник. – Тебе где велено быть?
– Ты мне не муж, чтобы наказы давать, – неожиданно взбрыкнула девушка. – А подле вас спокойнее.
– Спокойнее… – передразнил её Иван. – Ты что, дурёха, не соображаешь, что подле нас счас самое что ни на есть опасное место?
– А как же вы?
– Мы-то что. Мы люди военные! Нам такое дело привычное, – прожёг девушку взглядом сотник.
Она под откровенным взглядом казака смутилась, но упрямо тряхнула косой.
– Ну, дак и я. Уж лучше так, чем опять в грязные лапы к энтим…
Иван вопросительно посмотрел на меня.
– Да и чёрт с ней! – махнул я рукой. – Только пусть под ногами не путается. Нам с ней сейчас нянькаться некогда.
Казаки наконец-то решились на первый штурм. Лошадиное ржание и трёхэтажные маты наездников смешались в одном отчаянном порыве. Одновременно с этим в тамбурах нашего вагона гулко забухали ружейные выстрелы.