Перевёрнутый полумесяц

И вернулся бы домой, если бы… — голос старого Ржиги дрогнул, — если бы не потерял тут сына, в этих самых местах. — И он показал рукой на удаляющийся паром. — Сын был механиком на такой же посудине, однажды началась гроза, и его убило молнией…

Выезжаем из Каменари, и нам как-то не хочется разговаривать. Неужели эта бухта способна убивать? Этакая веселая и невинная девочка в ярком платьице, с большим синим бантом в волосах. Сверху на нее гордо смотрят горы, пухлые облачка шаловливо играют с ней в прятки. А девочка-франтиха в каждой излучине переодевается, ловко меняя свой наряд, и вот уж она в длинном вечернем платье; полными пригоршнями раскидывает по глади ослепительно сияющие жемчужины, как бы приглашая: «Пойдите со мной в хоровод, стройные богатыри гор…»

Но иногда девочку охватывает грусть, и она плачет, плачет долго и навзрыд. От Рисана, самого дальнего уголка бухты, до Црквице всего лишь несколько километров, а Црквице — место, известное всем метеорологам. Четыре тысячи шестьсот миллиметров осадков в год, сухо сообщает статистика, — самое дождливое место в Европе.

Проезжаем Пераст. Узкая асфальтовая дорога извивается как змея, и не будь у нас на коленях карты, мы бы совсем перестали ориентироваться в этой карусели. Компас в масляной ванне крутится, точно мотовило, восток то справа, то слева, но что тут компас! Любуйся лучше этими овидиевыми метаморфозами вокруг! По бирюзовой глади к нам подплыли два островка, на одном церквушка…

— …а другой еще не занят, — говорит Роберт, когда мы остановились и достали фотоаппараты. — Тут можно было бы построить санаторий. А по возвращении из путешествия я бы некоторое время поработал в невропатологическом отделении. Вот где лечить-то!..

Как бы в подтверждение этой доброй мысли на следующем же километре появилась деревушка, притулившаяся на левом берегу бухты. Она называлась Доброта.

Поворот номер двадцать пять

У нас захватило дух, когда мы взглянули наверх. Ехали мы, ехали, приковав взоры к воде, и вдруг очутились в ловушке. Конец бухты, конец сказке. Котор.

Когда-то мы видели фильм о Средней Азии — охота на редко встречающихся диких козлов. Самых породистых из стада, выбранных на племя, охотники окружают и загоняют на высокую скалу. И все-таки половина животных уходит от преследователей. Козлы отважно бросаются в глубину, на лету отталкиваются ногами от скал, лучшие из прыгунов достигают дна пропасти и скрываются невредимыми.

Здесь же все наоборот. Преследователи загоняют добычу в тупик на краю бухты, загораживают путь к отступлению — и теперь давайте, козлы, наверх, в горы, на крутые скалы, где какой-то военный стратег феодал понастроил крепостных стен, как будто эти кручи сами по себе были недостаточной защитой! Взглянешь надменным горам в лицо, увидишь каменные барьеры дороги — и примешься считать ее виражи, вырубленные буквально в отвесной скале, — и закружится голова. Последние повороты скрываются где-то у самого неба. Это, наверно, Ловчен, не гора, а, скорее, темная туча. Положа руку на сердце — мы объехали полсвета, но подобного не встречали даже в Кордильерах… Как будут вести себя наши «татры-805»?

Наполняем бензобаки до краев (с каким-то торжественным чувством, словно собираемся на великую битву), Ольдржих тайком проверяет тормоза, Они обязательно понадобятся нам, как только мы вскарабкаемся наверх. Но до того времени первое слово предоставляется моторам!

В самом деле удивительно, что об этой черногорской дороге так мало знают в Европе. Нам известны высокогорные трассы в швейцарских и австрийских Альпах; некоторые страшные участки знакомы многим автомобилистам, не говоря уж об участниках горных автогонок, наизусть знающих градусы подъема. А дорога, взбирающаяся из Котора на Ловчен? За несколько километров она поднимается от уровня моря ровно на тысячу метров!

— Здесь, на карте, у самой дороги имеется высотная отметка. Только никак не разберу — единица это или семерка. Не то тысяча сто пятьдесят девять метров, не то тысяча семьсот пятьдесят девять…

Не успели мы оглянуться, как уже были в четырехстах метрах над Котором. Найти бы теперь местечко пошире, чтобы заснять Боку с птичьего полета. Улиточный след, по которому мы кружили час назад, теряется в туманной дали, горы становятся расплывчатыми, словно их задернули кисеей. На склонах, в которых вырублена дорога, тысячи маленьких стенок, плотин и галерей, сложенных из нескрепленного камня. Это сделано для того, чтобы свободно пропускать сквозь щели бурные потоки дождевой воды, обуздывая тем самым их губительную силу, и не дать им возможности смыть в пропасть исполинское дело человеческих рук. Тремя сотнями метров выше защитные стенки получили подмогу: здесь на пути стремительных потоков стоят одинокие сосны и туи, прочно укрепляя склоны своими узловатыми корнями и не отступая ни на шаг.