Перевёрнутый полумесяц

— Вы доставите нам большую радость, если останетесь здесь до пятницы и Первого мая выедете на своих машинах на демонстрацию. Вечером того же дня вы сможете быть в Югославии или переночевать в Сегеде.

Последний вечер апреля, улицы празднично украшены флагами; поистине апрельская погода грозится промочить завтрашнюю демонстрацию.

* * *

Мы будем долго помнить тебя, дорогой Будапешт, хотя минутки для близкого знакомства с тобою мы буквально крали в промежутках между официальными визитами, встречами со студенческой молодежью, посещениями редакций и подписыванием книг. И тем не менее мы включили тебя в число трех самых красивых городов мира — наравне с Рио-де-Жанейро и, разумеется, Прагой. С обоими этими городами ты можешь смело меряться своей пластикой и обилием зелени, красотой зданий, зеркальным сиянием вод и приветливыми улыбками людей. Одним лишь ты их превзошел — сожженными домами и разрушенными мостами, штукатуркой, изрешеченной пулеметными очередями. Но и от этих следов ты скоро избавишься, останется лишь сознание того, что жертвы были не напрасны…

— Мы столько вам хотели показать, но что с вами поделаешь, если голова у вас занята одной Азией, — с укоризной говорят Тибор Себес и Мадиар Ифьюсагу. — Обещайте хоть приехать к нам в отпуск через пять лет, когда вернетесь домой. Тогда мы снова заглянем к «королю Матиасу» на hal'aszl'e [1], раз оно вам так понравилось.

— Приедем обязательно, ведь мы живем так близко друг от друга. И тогда-то уж научимся произносить такие слова, как, например, n'epk"oztr'arsas'ag или viszontl'at'asra.

— До свидания, a viszontl'at'asra!

Печати у нас нет

В Кишпеште, юго-восточном предместье Будапешта, снова наступает будний день. Улеглось первомайское оживление на улицах, по которым мы шаг за шагом пробивались сквозь скопления транспорта, угасло ликование на центральной площади венгерской столицы. Перед глазами у нас все еще улыбающиеся лица будапештцев. В шуме колес и плеске дождя, только что хлынувшего с затянутого тучами неба, продолжают звучать ликующие крики и праздничные призывы. Но сейчас праздник уже действительно кончился и наступил действительно будний день.

Мимо нас проносится безбрежная равнина — плодородная венгерская низменность, как мы когда-то учили в школе. Бескрайные кукурузные поля, потом целые леса подсолнечника, снова кукуруза. Кое-где виднеются рощицы молодых берез, за ними мелькают крытые соломой домики с колодезным журавлем поблизости, опять кукуруза — и так без конца. Вдоль дороги по канавам бродят боровы, черные и пятнистые, среди них рыжие поросята с цепочкой на шее. Вот один из них сорвался с места, завизжал и пустился вперегонки с машинами. Неравное состязание! Ну хорошо, раз тебе неведомо, что такое сотня лошадиных сил, придется проявить благоразумие нам! Чуть сбавить газ — вот и все, видишь? Теперь можешь возвращаться домой…

Дождь барабанит по крышам обеих машин все слабее и, наконец, перестает. Мы остановились в аллее высоких тополей в двенадцати километрах за Сегедом. Темнеет. Правда, мы бы еще успели пересечь границу и на всякий случай проехать по Югославии несколько километров, но тогда мы испортили бы радость друзьям, которые обещали приехать завтра утром из Белграда встретить нас у самого пограничного шлагбаума.

Иржи сидит за радиопередатчиком, в эфир летят сообщения о том, что мы в двух километрах от югославской границы, что завтра на рассвете покидаем Венгрию. Из приемника доносится голос нашего старого знакомого из Восточной Африки Робби, вместе с которым несколько лет назад мы провели не один вечер возле его передатчика в Найроби, в получасе езды от места, откуда прекрасно видна снежная папаха Килиманджаро.

— Спасибо за приветы, Робби, разве мы можем это позабыть! Тот кусочек лавы с вершины горы Кении, который ты нам подарил в Найроби на прощание, до сих пор хранится в нашей коллекции. Минутку, подожди нас немного на диапазоне, через пять минут я снова свяжусь с тобою, у меня гости…

У открытой дверцы синей машины стоят три пограничника с автоматами на груди. Сложный венгро-русско-чешский разговор длится гораздо дольше объявленных пяти минут. Наконец мы поняли, в чем дело: ребята хотят получить от нас письменное подтверждение, что они действительно были у нас и выполнили свой служебный долг. Подтверждение должно быть с нашей печатью.

— Печати, ребята, у нас нет, мы не канцелярия. А справку напишем вам с удовольствием. Как хотите — по-русски или по-чешски?..

Довольные, они засмеялись, сильно потрясли нам руки, а старшина сунул под фуражку листок бумаги, на котором было написано: «Подтверждаю, что в соответствии с разрешением венгерских властей я веду передачу в эфир с помощью любительской рации OK ₇HZ. 1 мая 1959 г. Подпись».

Мы снова услышали Робби по радио. Он сразу же стал деликатно с нами прощаться:

— Идите-ка лучше спать, Жорж энд Миро, у вас наверняка есть заботы поважнее, чем терять время со старым болтуном из Кении. А главное, поторопитесь, я бы хотел слышать вас уже из Албании!