Перевернутый полумесяц

Войдя в знаменитую Сулейманию, мы сразу почувствовали себя так, будто очутились в середине шестнадцатого века. Именно такой, вероятно, она была году в 1556-м, незадолго до окончания строительства, до того, как из нее убрали леса и столбы, подпиравшие свод. Именно так выглядела она и теперь — в сплошной паутине лесов, скрывавшей орнаменты, имена халифов и сложные розетки, сплетенные из замысловатого арабского письма. В мечети было темно, деревянная паутина преграждала доступ солнечным лучам, которые снаружи, во дворе, обжигали смуглые спины рабочих, обтесывавших камни для ремонта этого памятника архитектуры.

Мечеть названа в честь самого прославленного турецкого султана — Сулеймана Великолепного, «Османского Соломона» не только по имени (Сулейман — это то же, что и Соломон). Она должна была стать духовным центром империи, поэтому прилегающие к мечети здания заняли средняя школа и медицинский факультет. Сулейман даже распорядился построить здесь больницу и столовую для бедных студентов.

И, чтобы придать надлежащую пышность своему творению также и снаружи, он велел возвести вокруг мечети четыре минарета. На двух из них по три балкона, на двух остальных по два. Эта символика цифр не случайна. Тем, что минаретов было четыре, Сулейман хотел подчеркнуть, что он четвертый из владевших Стамбулом. Десять же балконов должны были провозгласить миру, что он десятый султан из османской династии.

Балконы, потускневшие от времени, нуждаются в ремонте. У подножия одного из Этих каменных карандашей уже начинают ставить леса для каменотесов, чтобы они смогли добраться к кринолинам балконов иным путем, чем муэдзины.

Возлюбленные Ахмеда и барокко Праги

Что это было: глухота или хитрость архитектора султана Ахмеда, вызвавшая столь сильный гнев мусульманской духовной иерархии и едва не приведшая к расколу между Меккой и Стамбулом?

Так или иначе, но выиграла от этого Мекка, ибо султан Ахмед был вынужден подчиниться приговору мусульманского консилиума и пристроить за свой счет два новых минарета к святой мечети в Мекке. Последствия этой религиозной истории можно свести к схожести звучания двух турецких слов — «алти» и «алтин». Первое означает «шесть», второе «золото».

Когда архитектор уходил от Ахмеда, у него был приказ выстроить роскошную мечеть с «алтин» минаретами, сооружение, которое бы превзошло даже Ая-Софию. Это была поистине нелегкая и настолько дорогостоящая задача, что средств на постройку «золотых» минаретов не осталось. Тогда архитектор возвел вокруг новой мечети четыре минарета, а в углу просторного двора перед мечетью поместил еще два. Таким образом, всего их оказалось шесть, «алти».

Задание было выполнено полностью за исключением… последней буковки в слове «алтин». Но именно поэтому духовенство подняло страшный крик, обвинив Ахмеда в святотатстве: святейшая мечеть в Мекке имела пять минаретов, а в Стамбуле вдруг появилась мечеть с шестью!

Чем все это кончилось, известно. Ахмед капитулировал, но, вместо того чтобы разрушить два великолепных минарета своей мечети, согласился построить еще два в Каабе — шестой и седьмой, так что Мекка вновь стала обладательницей первенства.

Ныне эта шестиминаретная мечеть именуется мечетью султана Ахмеда, а чаще всего — Синей, и, поверьте, она самая красивая во всем Стамбуле. И не только благодаря шести своим каменным подсвечникам, возвышающимся перед бывшим античным ипподромом, но и благодаря чистоте стиля, удивительным пропорциям внутренних помещений, размерам харама, накрытого сводом величественного купола, под которым одновременно могут преклонить колени тридцать пять тысяч верующих; и благодаря захватывающей синеве плиток, которыми вымощен пол мечети, и стекол купола, давших ей не только название, но высоту и глубину, легкость и элегантность, невероятную хрупкость. В михраб, молитвенную нишу в фасаде мечети, вкраплен кусочек черного камня, святого камня из Каабы в Мекке. Поэтому именно в Синей мечети совершались самые торжественные богослужения в присутствии султана, поэтому именно здесь всегда отмечались дни рождения пророка, начало и конец рамадана. Сквозь двести шестьдесят разноцветных окон в синеву мечети проникает радужный свет, который по торжественным праздникам соперничает с искусственным освещением, бьющим из стеклянных колокольчиков, сотнями развешанных внутри храма.

Мы вступаем в схватку с таблицами для перевода чувствительности цветной пленки, со всеми этими «динами», «вестонами», «аса», высчитываем интенсивность света, падающего сквозь двести шестьдесят окон в тишину мечети и на богомольцев, стоящих на коленях лицом к кибле. Мы счастливы, что захватили с собой широкоугольный «суперангулон», и несчастны оттого, что в видоискателе у нас вертикали синих колонн накренились так, словно мечеть вот-вот обрушится.

— Не могу ли я вам чем-либо помочь? — раздается вдруг вопрос.