– Милорд, за время вашего отсутствия сегодня дома вам пришло несколько писем, – используя официальное обращение, сообщил Николас другу. – Два из них прибыли из колоний, одно от вашей двоюродной сестры, Изабеллы Мойн де Мезьер. Последнее письмо было доставлено буквально за несколько минут до вашего приезда и не подписано. Только ваше имя в качестве адресата.
– Только мое имя? – переспросил Пьер, поднимаясь на второй этаж.
– Так точно. Вы знаете, кто это может быть?
– Я должен сначала увидеть почерк, – Пьер протянул руку другу, который вручил ему все четыре письма.
Остановившись в коридоре рядом с дверью в кабинет своего отца, Пьер быстро просмотрел конверты, прежде чем вернуть их Николасу, после он собирался открыть дверь, как вдруг звонкий звук разбитого стекла донесся из-за нее.
– Я поверить не могу, что ты мог со мной так поступить! – в отчаянном крике Пьер узнал голос своей матери, Пьеррет Энгалиас де Сент-Джули. – Я так много сделала для тебя и для этого дома, и что я получаю в ответ?
– Это не твое чертово дело, женщина! – второй голос принадлежал Антонио Исамбер де Сент-Джули. – И сколько раз мне тебе говорить, чтобы ты не читала мои письма?
– Как давно ты завёл роман за моей спиной? Просто скажи мне!
Пьер отпустил ручку двери. Он знал, что в течение нескольких лет у его отца был роман с некой молодой особой двадцати лет. Эта женщина даже присоединилась к ним в поездке в колонии, и Пьер надеялся, что его мать никогда не узнает об этом, потому что он не хотел, чтобы Пьеррет пострадала еще больше, и молодой человек знал, что правда только ухудшит отношения между его родителями. Но, как видите, секрет был раскрыт, и бог весть что могло случиться дальше.
– А как давно у тебя роман с Робертом Батлер Джонс? – вопрос Антонио застал всех в расплох. – Думаешь, я ничего не знаю?
– Это было всего лишь один раз, больше десяти лет назад, и то, что я со злости на тебя один раз с ним переспала, не означает, что у нас был роман! – судя по всему, Пьеррет не собиралась понижать голос. – А ты продолжаешь продолжаешь отношения с девушкой, которая годится тебе в дочери! Ты понимаешь, какой стыд навлекаешь на семью?
– А ты понимаешь, какой стыд
– Что? – голос матери дрогнул.
– С тех пор, как ты уговорила меня усыновить Пьера, мне приходилось иметь дело со слухами, что моя дорогая возлюбленная жена имеет или имела с кем-то роман и что Пьер является плодом этой любовной связи. Ты понимаешь, как тяжело мне было все эти годы? – Антонио Исамбер де Сент-Джули понизил немного голос, но его все равно было прекрасно слышно из-за закрытой двери. – Не пойми меня неправильно, я люблю Пьера всем сердцем, как будто он мой собственный сын. Однако разбираться со слухами и терпеть их стало намного тяжелее, когда ты начала проводить подозрительно много времени с Робертом Батлер Джонс.
Роберт Батлер Джонс был когда-то близким другом Антонио Исамбер де Сент-Джули, и, по слухам, он был первым, кто попросил руку Пьеррет, однако по кое-каким семейным обстоятельствам мать Пьера вышла за муж за Антонио, который был ей дальним кузеном и у них была разница в возрасте десять лет. Оба эти факта могли быть причинами того, почему отношения между родителями Пьера находились не в самом лучшем состоянии.
– Но это не объясняет твой роман с Эмили Роз ил Джулс!
Пьер прикрыл глаза и, тихо выдохнув, повернулся к Николасу.
– Положи письма ко мне на стол в кабинете, – негромко сказал Пьер ему, делая шаг от двери. – Я пойду на прогулку и вернусь через некоторое время позже. Если кто-нибудь спросит меня, скажи, что я все еще в гостях у Филиппа.
– Я позабочусь о том, чтобы вам немедленно приготовили карету, – Николас развернулся и собирался пойти к лестнице, но Пьер остановил его, положив ему на плечо свою руку.
– Оставь все эти формальности, Николас. И я не нуждаюсь в карете. Я сам пойду и оседлаю себе лошадь. Доброй ночи, – не дожидаясь ответа, Пьер оставил слугу в коридоре, а сам быстро спустился на первый этаж и направился в конюшню, где он, оседлав своего коня Отома, покинул территорию дома, отправившись в город.
Переулки, по которым поехал Пьер, были полупустыми, но голоса и музыка из разных зданий и ближайших таверн все еще были слышны, давая понять молодому человеку, что он не был один.