Перевертыш

Внутри штаб был разгорожен непонятными ширмами и кусками фанеры на полтора десятка закутков разной формы и размера, но все они пустовали. Рабочий день у офицеров закончился, и они разошлись по территории части: кто на ужин в ту же самую столовую, где только-только кормили бойцов, кто — в первую роту, где был оборудован специальный офицерский отсек-общежитие. Только возле большого стола, заставленного телефонными аппаратами и еще какими-то средствами связи, сидел капитан Пешков и дежурный радист-связист, имени которого Пан не знал, но, судя по неуверенному виду и немного одеревеневшей позе, такой же новичок, как и сам снайпер.

— Вечерний привет, Пал Василич! — подходя к столу, козырнул Успенский.

— И тебе привет, Олег, — ответил капитан, солидный мужчина, в возрасте ближе уже к пятидесяти, чем к сорока годам. — Новенький с тобой?

— Так точно, — старший сержант продемонстрировал, что по-уставному разговаривать умеет не хуже других. — Новый снайпер для нашей роты.

— И как он? — поинтересовался Пешков, по-прежнему игнорируя присутствие Пана.

— Пока Волчок натаскивает, замечаний особых нет, — то ли похвалил, то ли придержал свое мнение Успенский. — До дела дойдет, там посмотрим.

— Верно, бой все по своим местам расставит, — согласился капитан. — А сюда-то, зачем пришли? Пакость какую придумали?

— Никак нет, — улыбнулся Успенский. — Хотел, вот, новичка в город сводить. Он тут уже вторую неделю заканчивает, а дальше развалин не ходил. Не порядок…

— А я, значит, что б вас прикрыл, если замполит с претензиями выскочит? — засмеялся капитан, раскусив еще не высказанную просьбу сержанта.

— Да нас прикрывать-то особенно и не надо, — спокойно ответил Успенский. — Просто, чем меньше шума подымется, тем всем же лучше будет… А еще я хотел с собой экскурсовода захватить…

— Пельменя что ли? Запросы у тебя, Успенский, не сержантские, — усмехнулся капитан. — Прямо скажу, размах пошире наполеоновского, прям, комбатский у тебя размах…

— Тут он, небось, ошивается? — не обращая внимания на критику, уточнил Успенский.

— При штабе не ошиваются, а служат, — строго сказал капитан. — А как же я без него, если среди ночи понадобится?

Капитан кивнул почему-то на аппаратуру связи, будто переводчик был ему нужен в случае срочных звонков из вышестоящих штабов или от коменданта города.

— Так точно, товарищ капитан, служат, — не стал спорить Успенский. — Только вот Пельмень-то не служит, а как раз ошивается. Отдай погулять, тебе же на душе спокойнее без него будет…

— Ну, ты, как всегда, логикой убиваешь, — засмеялся капитан. — И то ведь верно, следить за этим недоразумением не надо…

— Значит, беру?..

— Только верни в целости и сохранности, — попросил капитан. — И не пои его сильно, вдруг с утра им замполит поинтересуется, у него тут весь день какие-то идеи странные в голове бродили.

— Спасибо, товарищ капитан, — улыбнулся старший сержант, козырнул и отметился: — Так мы пошли…

— С богом!

Правая рука капитана потянулась было перекрестить бойцов, но усилием воли, заметно дернувшись с полдороги, Пешков козырнул ответно старшему сержанту.

Успенский, кивнув, шагнул мимо стола к дальнему закутку, рефлекторно вычислив, где может пристроиться подремать не приспособленный к солдатской жизни человек. Через пару минут оттуда донеслись легкие постанывания, гундосое: «Ну, зачем?» и сдержанное: «Рядовой! Встать! за мной!», смешанное со сдержанным похрюкиванием от смеха.

Появившееся после этого чудо в камуфляжном комбинезоне, грязных сапогах, взлохмаченное и полусонное и было Пельменем, мявшим в руках пилотку и одновременно почесывающим ухо о плечо.

— Он ужин проспал, — напутствовал капитан Пешков, — покорми его, что ли в городе…

— Учту, — улыбнулся Успенский и рявкнул, командуя: — Рядовой Пельман, на выход — марш!

Выходя из штабной палатки, Пан почему-то вспомнил неожиданное напутствие капитана и даже подумал, не померещился ли ему остановленный на полдороги жест и не послышалось ли поминание бога в устах офицера, который по определению должен быть атеистом и партийным человеком. Но затруднительную ситуацию разъяснил Успенский, едва они отошли от штабной палатки.

— У нас тут, после серьезных боев, и не такое услышать можно, — сказал старший сержант. — И бога поминают, и черта… даже Августа Бебеля и Первый Интернационал не забывают некоторые… и партийные, и беспартийные. Капитан Пешков-то, кстати, беспартийный, потому, в капитанах и простым ротным ходит до сих пор.

Пан призадумался. Он уже не раз слышал про тот бой на окраине города, в котором полегло больше трети бойцов батальона. Но подробности не вспоминал при нем никто из «стариков», прошедших через этот огонь и смерть. «Наверное, тогда было такое, что и вспоминать сейчас тяжело, — решил для себя Пан, — недаром же вон и бога поминают и до Бебеля добрались…»