Перевёрнутый мир

– А я и не ожидала, что ты так умеешь пикироваться. – Лида прижалась щекой к моему плечу.

– Кстати, я понятия не имею, что такое импрессионизм. Ты шокирована?

– Увы. Но это легко исправить. Всего лишь стиль в искусстве, когда художник хочет более естественно запечатлеть мир, как бы его каждое мгновение, дыхание что ли, движение и мимолетность…

– А разве по-другому можно рисовать? Не понимаю… Если по-другому нельзя, тогда вообще нельзя.

– Можно, еще как можно! – Лида еще теснее прижалась к моему плечу. – Боже, какое счастье, что ты не художник, не артист, не музыкант…

– И не герой клипа…

– Особенно это. – Холодные губы Лиды касались уже моего лба, носа, щек. – Боже, как они мне все надоели, как они мне все надоели. Как они… – Ее губы наконец-то нашли мои.

Земля давно ушла из-под ног. И солнце тоже покинуло нас. И куда-то исчезли деревья. И я даже не чувствовал неба. Ничего, ничего вокруг не было. Голый вакуум. Космос. В нем существовали только мы двое. И я уже не жалел о своем зеленом мире, пропитанном свежими запахами и покоем. И Лида не жалела о своем, запыленном и суматошном. Мы были вдвоем. И нам оказалось достаточно этого. Наш космос устраивал нас. И его невесомость, и его пустота. Где не было ни запахов, ни звуков. Где остались только мы двое. И, наверно, наша любовь. Я уже знал, что это такое. И, пожалуй, мог нарисовать ее в своем воображении. Ее дыхание, ее мгновение, ее мимолетность. Импрессионисты могли бы мне позавидовать. Я рисовал не хуже… Разве кому-нибудь удавалось нарисовать любовь?

Так началась наша любовь. Впереди у нас был целый месяц. А это немало. Более того, я вообще считал, что для большой любви месяца вполне достаточно. За месяц люди не успеют надоесть друг другу, не успеют узнать все друг про друга, и даже не успеют поругаться. Про бытовые мелочи вообще нечего говорить. Быт за месяц не способен убить любовь. Это уже потом – в ходе, так сказать, проверки чувств и желаний… Мы не думали о проверке. Нас ждал месяц любви.

Лида больше времени проводила у меня в сторожке, чем в пансионате. Она безоговорочно приняла мою жизнь, с удовольствием готовила для меня, поливала цветы и деревья в саду. Для нее все было в новинку. Иногда мне казалось, что она просто играет роль этакой деревенской пастушки и часто – переигрывает. Но я закрывал на это глаза. Я был влюблен. И был уверен, что она влюблена не меньше. Я не верил, что играть в любовь возможно, когда не любишь. Я был очень далек от кинематографа.

Чижик с Лидой так и не сдружился. Наверно потому, что она его воспринимала всего лишь как мою собаку, а не как моего лучшего друга. А может быть, просто к нему ревновала. Чижик ревновал не меньше. И они в некотором роде боролись за мое исключительное внимание.

– Ну же, Данька, – Лида не раз настраивала меня против Чижика. – Я допускаю, что собака может стать другом, но не могу себе представить, чтобы она стала лучшим другом. Потому что так не бывает.

– Так бывает. Только так и должно быть, – дразнил я девушку. И в очередной раз пытался примирить ее с Чижиком. – Ну же, Лидка, подумай, вспомни хотя бы своих друзей. Сколько раз они тебя предавали? А сколько обманывали? А сколько завидовали? Ага? А Чижик ни разу про меня дурного слова не сказал. А зато как он умеет слушать! Я могу ему раскрыть любую тайну, и он никогда ее не разнесет по всему свету.

– Ты просто боишься людей. Вот и вся твоя философия. Ты боишься правды. Вот и нашел себе глухонемого друга, который только и может, что лизать твои ноги. Такой большой и сильный, ты боишься, что тебя могут предать, потому и выбрал себе того, кто не предает только потому, что предавать не умеет. А не потому, что не хочет.

Чижик громко и свирепо лаял на Лиду. Я хватал его за ошейник, опасаясь, что он может укусить девушку.

– Не обижай его, он ведь все понимает, – грустно отвечал я Лиде, которая, в отличие от Чижика, меня понимала гораздо меньше. А сколько бы осталось этого понимания после месяца нашей любви?

Пожалуй, я поспешил с утверждением, что за месяц ничто не способно омрачить любовь. Вскоре я понял, что для этого достаточно и дня. И все же моя правда заключалась в том, что жалкий месяц на обиды, разочарования и неприятности можно закрывать глаза. Запросто. Когда сильно влюблен.

Мы с Лидой не скрывали своих чувств. Просто мы сами скрывались. Нам было достаточно видеть друг друга, прикасаться друг к другу, вместе смеяться и изредка спорить из-за Чижика. И все же без выхода «в люди» обойтись невозможно. Хотя бы потому, что вокруг много солнца, зелени и свежего воздуха. И потому, что в этом году выдалось на редкость хорошее лето. Мои недавние прогнозы о семи неделях дождя не оправдались. Самсон в этом году играл на моей стороне.

Когда я был свободен, мы встречались с Лидой под нашим засохшим дубом. И Лида каждый день нетерпеливо его осматривала.

– Ни одного зеленого листочка! – Она чуть не плача била ногой по мху, облепившему дуб со всех сторон.