Перевёртыш

– К утру они будут спрятаны там, где вам никогда не придёт в голову искать. И смотрите, не испортите себе день рождения. А не то я отправлю ваши подарки назад.

– Ты всегда говоришь, что ты их отправишь назад, но никогда так не делаешь, – хитро улыбнулся Коул.

– Ты доиграешься.

– Слушай, мам, – спросил Тинн, – откуда ты так точно знаешь, что у нас одинаковый день рождения?

Энни глубоко вздохнула. Она уже давно решила для себя никогда не лгать своим детям. Во всяком случае, не лгать прямо. Если кто-либо в деревне и имел право знать их историю, то это были они двое – правда, на самом деле в деревне не было никого, кто не знал бы их истории.

– Ну, я этого точно не знаю, – ответила она. – Помню только, как родился один из вас. А почему вы спрашиваете? Надеетесь на двойной торт?

– Нет. Вообще-то, раз ты сказала, то да. Но нет.

– Что бы ты сделала, – спросил Коул, – если бы узнала, кто из нас он?

– Если бы я узнала, кто из вас гоблин? – переспросила Энни.

Они разом кивнули, внезапно посерьёзнев.

– Хм, хороший вопрос. Не могу же я разрешить гоблину бегать здесь просто так, верно? А если этот безобразный негодник начнёт вытворять всякие гоблинские проделки: прятать венчик в ящике со льдом или менять местами солонку и сахарницу в тот момент, когда я начинаю готовить пирожные с повидлом?

– Ну, это было случайно, – протянул Тинн. – Почти.

– Хорошо. А если этот непослушный хулиган возьмёт мою чудесную скатерть и превратит своё дерево для лазания в пиратский корабль?

– Это была идея Тинна, – возразил Коул.

– Неправда.

– Ну ладно, это была моя идея, но Тинн помог.

– Я не помогал!

– Пусть, но он не сказал мне не делать этого, – выкрутился Коул. – И в итоге получился отличный парус, и я очень даже горжусь, как всё получилось. То есть я очень сожалею, и это больше не повторится.

– Ага, – подытожила Энни. – Так ты спрашиваешь, что бы я сделала, если бы точно знала, кто из вас гоблин?

Она поцеловала Тинна в макушку, потом перешла по ковру на другую сторону и поцеловала Коула.

– Я бы разузнала, в какой день родился мой маленький гоблин, и испекла торт специально для него. А потом припрятала его подарки ещё лучше, потому что, как выясняется, старая коробка для шляп у задней стенки моего шкафа – это первое место, где вы, разбойники, будете искать.

– Так ты же спрятала их там в прошлом году, – пояснил Коул.

– Вы неисправимы, – вздохнула Энни.

– Что такое неисправимы? – спросил Тинн.

– Это значит – марш спать, – отрезала Энни. – Пока вы выглядите как мои дети, разговариваете как мои дети и – помоги мне, Господь! – попадаете во всякие передряги как мои дети, вам придётся мириться со мной как с вашей мамой, и как ваша мама я говорю, что пора выключать свет и ложиться спать.

– Спокойной ночи, – произнёс Тинн. – Я люблю тебя.

– И я тоже тебя люблю, – проговорил Коул. – Спок нок.

– Хороших снов, мои маленькие гоблины, – улыбнулась Энни Бёртон. – Вам нужно хорошенько отдохнуть. Завтра будете помогать мне в саду.

Как только она закрыла дверь, услышала шёпот Тинна в тишине спальни:

– Хуже всего – не знать.

– Как думаешь, папа ушёл из-за того, что не знал? – так же шёпотом откликнулся Коул.

Энни вздрогнула. Поколебавшись, она прижалась ухом к двери.

– Нет. Мама говорит, что он никогда не оставил бы нас, если бы ему не пришлось так поступить.

– Но он ведь ушёл, – возразил Коул. – Он ушёл из-за нас.

– Ты это не можешь знать наверняка. Может быть, он всегда собирался вернуться. Может быть, он ушёл искать ответы, как говорит Старый Джим.

– Старый Джим ничего в этом не понимает. Если бы папа собирался вернуться, разве он ушёл бы, не рассказав маме, куда уходит?

Тинн пожал плечами.

– А ты захочешь рассказать маме, если соберёшься сделать что-то глупое и опасное?

Коул задумался.

– Я бы как минимум оставил записку.

Энни Бёртон улыбнулась про себя и на цыпочках отошла от их двери со вздохом. Они всё-таки были хорошими мальчиками.

* * *

– Эй, Тинн! – прошептал Коул уже поздно ночью. – Ты не спишь?

– Не-а, – откликнулся брат.

– И я тоже, – продолжил Коул. – Ты думаешь о письме?

– Конечно, – ответил Тинн.

– И я тоже.

Какое-то время они молчали. За окном шелестели листья. Письмо лежало в ночной тумбочке между их кроватями. Всего лишь тонкая бумажка, но в темноте казалось, она занимает всю комнату. Если неизвестность можно сравнить с маленьким камушком, то возможность узнать была целым булыжником.

– А если это я? – спросил наконец Коул.

Тинн уставился в потолок. Письмо обещало дать ответ на вопрос, который занимал их головы столько времени, сколько каждый из них помнил себя.

– Я не хочу, чтобы это был ты, – прошептал Тинн.

Коул сел и прислонился спиной к стене.

– А если это ты?

Тинн лежал без движения. Несколько секунд он даже не мигал.

– Не хочу, чтобы это был я, – выдохнул он.

Мальчики долго молчали. Цикады ритмично стрекотали на улице, и порыв ветра с шумом пробежал по листьям большого платана.

– Эй, Тинн! – снова прошептал Коул. – Если это я – если я… если ты – настоящий мальчик, а я – нет, – он сглотнул, – ты всё равно будешь моим братом?

У Тинна сжалось горло.