Перевод Гоблина

– Куда теперь несет твоего юнгу, Кулакова? – говорит Марианна. – Грустно.

– Не знаю…

– Похоже, что Джулия знает.

– Она забавная такая… Кто научил ее чувствовать сердце дам бальзаковского возраста?

– Мне их с Пенелопой так жалко… Вот так два несчастных пацана колготятся чего-то по жизни… Ищут чего-то…

Я не берег,
я не берег,
я не берег
Тебе, юнга.
И ты веришь,
в это веришь
Веришь зря.
Кто изведал,
кто изведал,
кто изведал
Мою бурю,
Не бросает
не бросает,
не бросает
В этих водах якоря.

Ведь знают все,
Как много кораблей
Лежит на дне
Души моей.
Но в шлюпочке своей
Ко мне ты мчишься…

Счастлив тот, кто влюблен,
А не тот, кто любим…

Ирина и Марианна выходят на крыльцо клуба, на улице дождь.

– Странно, я как будто осиротела, узнав про эту лейкемию. А ведь он любил меня, кажется… Пусть и несуразно все это было… Ничего, кроме похоти, как говорится… Но я интересовала его вся до кончиков ногтей. Вся, какая есть. До самой последней родинки на заднице…

– Какая это к черту любовь? Ты была всего лишь функцией его распаленного воображения, и за это тебе еще хорошо платили…

– А мне бесплатно все нравилось. Когда я стояла в этой мерзопакостной мужской кабине… и шептала… Я знала, что его интересует каждая деталь во мне, каждый нюанс… Он раскрепостил меня практически всю – и это потрясающие ощущения! Ты знаешь, какие мерзкие толчки в мужских туалетах?

Марианна раздражается еще больше.

– В конце концов, это банальная порнуха! Ну, сколько нам можно что-то делать во имя мужчин, сколько? Прости, я тебя не осуждаю. Это я скорее из зависти.

– Что-то тебя держит. Что нас, вообще, всю жизнь держит? Какие страхи? Почему мы такие забитые зверьки? Вот ты… И я примерно такая же. Отсюда в нас – отвращение и страх.

– Может ты права, не знаю. Когда я слышу что-нибудь связанное с сексом, у меня все заклинивает, а мозг тупеет. Я все время думаю: а можно как-то без него… Ну, как-то ведь можно?

– Ничего, я тебя научу не бояться. Вот только сама научусь. Секс – это всего лишь секс.

– Посочиняем?

Они выскакивают на летний дождичек, прикладывают руки, медленно кружат в каком-то сомнамбулическом вальсе и сочиняют.

– Какие мы… Танцующие, блин, под дождем…

Ирина начинает:

– Ну, хорошо, я подарю Вам свои желтенькие башмачки! – однажды расщедрилась кукла Барби.

– Они уже изрядно стоптались, но Вам будут очень даже к лицу.

– Черепаха Паша долго молчала и лишь на четвертый день спросила…

– … а куда я в них пойду?

Ирина и Марианна возвращаются. К ним подсаживается всхлипывающая Пенелопа.

– Я плачу вся… Джулия – гений. Когда я слушаю «Юнгу», я всегда плачу. И Эсмеральдочка плачет… Я с Джулией живу в одной эпохе! Я спала с ней!

– Какое счастье, Пенелопа! Как мы тебе завидуем!

– Правда, у нас ничего не было. Вы же знаете, как две девочки спят вместе. Как две сестрички. Она подобрала меня на вокзале и накормила сосисками. А я всю ночь ее тихонько целовала за это…

В спальне Егора просторно и чисто. Опрятная сиделка – пожилая женщина.

На кровати худой парнишка. Ноутбук, с помощью которого Егор держал с ней связь, лежит рядом на полу. Несколько плазменных панелей разной величины. Очевидно парнишка на них он смотрел трансляцию работающих секс-механизмов. Много порнодисков и порножурналов.

При входе Ирины сиделка встает со своего места. Парнишка слабо улыбается. Произносит одними губами: «Ты?» – и это просто шелест. Возможно, шелест смерти.

Ирина садится рядом, берет его руку в свои ладони.

– Да я… Вот мои лопатки… Они рядом с тобой… Ты ждал их?

Парень слабо улыбается, губы его шелестят «да». Сиделка выходит.

Появляется она через полчаса – мягкая, шелестящая, возможно, добрая…

Растрепанная Ирина стоит на коленях перед кроватью Егора, одеяло сдернуто. На лице Егора блаженная улыбка счастливого человека…

Со лба Ирины течет сперма, течет также изо рта, по подбородку. А из глаз катятся слезы… Это слезы прощания? Или это слезы счастья встречи с любимым человеком? На краю пропасти…

Сиделка протягивает салфетку:

– Пожалуйста…

Ирина мотает головой, достает свой платочек.

– Не надо…

Пятый сценарий – это уже жизнь. Его время наступает через восемнадцать дней. У ворот кладбища тормозит машина. Из нее выходит Ирина. Водитель сопровождает Ирину, он ведет ее к Алексею Германовичу.

…Свежий холм. Похороны закончены, Алексей Германович перед могилой сына решил побыть один. Ирина потерянно топчется у него за спиной…

– Мы объездили с ним всех лучших врачей мира. И когда стало ясно, что все безнадежно, я начал его возить по свету. Я показал ему все, что можно показать в этом мире. Крупнейшие города, немыслимые шоу, самые интересные страны, океаны, водопады, острова… Я дал ему все, что мог дать. За исключением одного: счастья стать мужчиной, побыть самцом…

– Он был маленький. Зачем ему это?