Переводчик Гитлера. Статист на дипломатической сцене

Довольно резко Ллойд Джордж затем перевел разговор от политики к социальным мерам, «которыми Германия всегда отличалась. Национал-социализм начал в этой сфере проведение экспериментов, которые особенно интересуют Англию». «Это не эксперименты, а хорошо разработанные планы», – возразил Гитлер, который подумал, что слово «эксперимент» подразумевает какую-то критику. Но Ллойд Джордж был далек от того, чтобы подразумевать что-либо подобное. С красноречивым энтузиазмом он говорил о мерах Германии по ликвидации безработицы, о медицинском страховании, благосостоянии общества и об отпусках. Он уже разузнал о многом из того, что делалось на трудовом фронте, и, казалось, увиденное произвело на него глубокое впечатление.

Гитлер был весьма очарован своим гостем. Впоследствии он постоянно ссылался на беседу «с великим английским государственным деятелем Ллойд Джорджем». Он настойчиво приглашал его посетить предстоящий съезд в Нюрнберге, но Ллойд Джордж очень категорично отказался. «Я приехал в Германию не ради политики, – сказал он. – Я хотел лишь изучить ваши социальные мероприятия и прежде всего ваше решение проблемы безработицы, которая является такой большой угрозой и в Англии тоже». Если бы он поехал в Нюрнберг, сказал он, это было бы неверно истолковано в Англии. Понадобилось некоторое время, чтобы беседа вошла в прежнее русло после охлаждения, вызванного этим замечанием.

Солнце уже клонилось к горизонту, когда после почти трехчасовой беседы закончилась эта примечательная встреча. Старый победитель первой войны тепло попрощался с молодым диктатором. Они договорились, что на следующий день Ллойд Джордж придет на чай со своей дочерью Меган и сыном Гуилимом, которые приехали вместе с ним. «В Германию с ним приехала вся либеральная партия», – злобно писали газеты в Англии.

Риббентроп оставался с Гитлером, пока я уходил с Ллойдом Джорджем. Он пребывал в самом добродушном настроении, спросив меня, где я находился во время войны. Я рассказал ему о моей службе в качестве артиллериста рядом с Реймсом и о первом значительном повороте событий, когда Фош начал контрнаступление в июле 1918 года. Он подробно расспросил меня, какие позиции мы оставили и какое воздействие на моральное состояние армии произвело контрнаступление союзников, дотошно экзаменуя меня.

Я осмелился задать ему несколько вопросов и попросил подтвердить следующую историю. Бриан однажды рассказывал Штреземану в моем присутствии, что Ллойд Джордж поздравил его с особенно отважным поведением Бретонского полка из его родной провинции. «Вы знаете, мистер Ллойд Джордж, – ответил Бриан, – мы, бретонцы, с трудом приспосабливаемся к новым взаимоотношениям. Посему этим войскам перед боем сказали, что их противниками будут англичане, и поэтому они сражались так храбро». Ллойд Джордж от души рассмеялся и сказал: «Я помню это очень хорошо. Старик Бриан всегда был неисправимым шутником».

Я попросил его также подтвердить вторую историю, и он ответил: «Разумеется – если она такая же забавная». В мемуарах Клемансо я прочел, что на обеде в день заключения перемирия он и Ллойд Джордж обсуждали будущее Германии, и мнение Ллойд Джорджа совершенно расходилось с мнением Клемансо. «Что это с вами? – удивленно спросил Клемансо. – Кажется, вы совершенно изменились». «Да, разве вы не слышали, что я стал прогерманцем?» Ллойд Джордж подтвердил и этот случай. Когда наша машина остановилась у отеля, его дочь шутя приветствовала отца нацистским приветствием «Хайль Гитлер!» При этом престарелый Ллойд Джордж посерьезнел и ответил со спокойной решимостью: «Разумеется, хайль Гитлер! Я тоже произношу эти слова, потому что он действительно великий человек».

В своей военной истории Черчилль пишет: «Никто не заблуждался так глубоко, как господин Ллойд Джордж, чьи восторженные отзывы о его беседах странно читать сегодня».

Глава третья 1937 г.

«Период сюрпризов закончился. Теперь мир является нашей высочайшей целью», – перевело наше бюро отрывок из речи Гитлера 30 января 1937 года. Я больше чем верил, что он считал это заявление серьезным.

В ходе его бесед с иностранцами, которые все еще происходили часто в течение 1937 года, я отметил, что Гитлер становился все более жестким в своем отношении к остальному миру. Частично это могло быть вызвано тем, что он достиг такой широкой известности, но, несомненно, он стал более бескомпромиссным и потому, что слабела антигитлеровская коалиция. Если на переговорах в Стрезе Муссолини занимал противоположную позицию вместе с Францией и Великобританией, то теперь, в результате Абиссинского конфликта, он попал в объятия Германии.