Переводчик Гитлера. Статист на дипломатической сцене

Последовала оживленная дискуссия среди немцев. Кейтель спросил сидевшего рядом с ним немецкого офицера, возможна ли технически телефонная связь с Бордо. Офицер не знал. Все-таки обе страны еще находились в состоянии войны и были разделены фронтом из железа и стали. В конце концов выяснилось, что можно поговорить с Бордо по временно установленной линии, и тогда Кейтель разрешил французам позвонить. Переговоры продолжались еще два часа. Затем вестовой сообщил, что связь установлена: линию провели от леса к вагону, а телефонный аппарат поставили в бывшей кухне вагона-ресторана.

«Через пять минут на линии будет Бордо», – доложил офицер связи. Немецкая делегация вышла, чтобы дать французам возможность позвонить своему правительству без помех. Сам я получил указание слушать разговор из вагончика связи в лесу.

Капрал расположился на земле перед этим вагоном с парой аккумуляторов, сухими батареями и простым полевым телефоном для обеспечения временной телефонной связи. Он все время что-что кричал в аппарат. Сначала я не понял, что он говорил, но потом меня осенило. Солдат говорил по-французски с берлинским акцентом. «Говорит Компьен», – разобрал я наконец. «Говорит Компьен», – повторил он раз двадцать, в процессе повторения делая потрясающие успехи во французском языке. Вдруг он замолчал: на другом конце линии ответили. «Да, мадемуазель, соединяю вас с французской делегацией», – произнес капрал вполне вразумительно, хоть и с явным акцентом. И снова возник удивительный контраст. Здесь, в глубине французского леса, в разгар новой войны, кто-то как ни в чем не бывало звонит «мадемуазель» в Бордо. Сейчас, годы спустя, кому-нибудь трудно представить себе, насколько нереальной казалась мне тогда эта сцена в компьенском лесу.

Я быстро спустился на землю и надел наушники. «Да, говорит генерал Вейган», – услышал я издалека, но вполне отчетливо голос французского главнокомандующего, взявшего трубку в Бордо. – «Говорит Хинтцигер, – громко и четко донеслось из кухни вагона-ресторана, который я видел сквозь ветви деревьев. – Я говорю из вагона… – пауза, – из известного вам вагона». (Вейган присутствовал на переговорах по перемирию в 1918 году в качестве адъютанта командующего Фоша.) – «Вы получили условия?» – нетерпеливо спросил Вейган из далекого Бордо. – «Да», – ответил Хинтцигер. – «В чем они состоят?» – быстро спросил Вейган. – «Условия тяжелые, но не содержат ничего, ущемляющего честь», – ответил глава французской делегации.

В течение следующих нескольких часов состоялся ряд телефонных разговоров между Компьенем и Бордо; в промежутках проводилось обсуждение в вагоне-ресторане. Переговоры продолжались до сумерек. Кейтель начал терять терпение, но требовалось рассмотреть еще и технические вопросы. На следующее утро в десять часов обсуждение возобновилось и продолжалось почти весь день. Кейтель раздражался все больше и больше. Примерно в шесть часов, во время перерыва, я прошел во французскую палатку и передал ультиматум от него. «Если мы не сможем достигнуть соглашения через час, – прочел я, – переговоры будут прерваны, а делегацию проводят обратно к границе французской зоны».

Шарль Хинтцигер (25 июня 1880, Лесневен – 12 ноября 1941, около Ле-Вигана) – французский военачальник, армейский генерал (17 мая 1938), один из активных деятелей режима Виши

Французы пришли в большое волнение. Последовали разговоры с Бордо, все с тем же Вейганом, который, очевидно, присутствовал там на заседании кабинета в соседней комнате. Хинтцигер, без сомнения, чтобы обезопасить себя, постоянно запрашивал разрешение на подписание перемирия, в конце концов французское правительство дало ему такое разрешение. В 18 часов 50 минут 22 июня 1940 года Кейтель и Хинтцигер подписали условия германо-французского перемирия в присутствии остальных делегатов. На глазах у некоторых французов блестели слезы.

Потом французы ушли, и в историческом вагоне остались только Кейтель, Хинтцигер и я. «Будучи солдатом, я не могу не выразить вам мое сочувствие по поводу тягостного момента, который вы пережили как француз, – сказал Кейтель Хинтцигеру. – Эту неприятную ситуацию может облегчить сознание того, что французские войска храбро сражались – факт, который я особенно хочу вам подтвердить». Немец и француз стояли молча: на глазах у обоих были слезы.

«Вы, генерал, – добавил Кейтель, – с большим достоинством представляли вашу страну на этих трудных переговорах». Он пожал руку Хинтцигеру. Я проводил французского генерала и был последним из немцев, кто попрощался с ним и с его делегацией. На меня произвело большое впечатление то, как держались французы в этой чрезвычайно трудной ситуации.

Я до сих пор помню все подробности тех незабываемых дней 1940 года. Единственное, о чем я жалею, так это о том, что не присутствовал в качестве переводчика на переговорах о капитуляции 1945 года в Реймсе и Берлине, поэтому не могу сравнить победителей и побежденных в этих двух случаях.

* * *