Переводчик с инского

Господи, да конечно же! После снесенных домов остались ведь не только коммуникации. Но и подвалы. Гаражи. Все прочее, что находилось под землей. Наверное, часть этих хозяйств засыпали, другая обрушилась сама. Но третья уцелела. И ею пользуются с неменьшим успехом, чем мы – карманом в туннеле. Наоборот, с куда большим, скорее всего, комфортом. Эти люди куда лучше нас ориентировались в здешней топографии, истории, во всем прочем.

«Ну что – сколько еще станем ждать?»

Снова кашель. А затем:

«Тихо! Гляньте-ка сюда!..»

Пауза. Я тоже невольно затаил дыхание.

«Похоже, он».

«Мы же его не отсюда ждали, ему надо было прийти сверху. Как это он ухитрился?»

«Разобрался. По нему сразу видно – тертый калач, на мормышку не клюет».

«Похоже, он и в самом деле налегке. При себе не имеет».

«Чего же он ждет, интересно? Стой, а может, это вовсе и не он? Опять забрел какой-нибудь идеалист, будет рельсы курочить. Сказать охране, и все».

«Хватит с меня того раза, когда мы так сделали. А пока они собирались, тот ухитрился упасть на шину, а ток еще не отключили, – ему не терпелось, наверное.

Стоит проверить, что за тип».

«Стоп, стоп. Он вроде бы прирос к одному месту. Может, просто пытается что-нибудь услышать? Осторожный, падла. Нас перехитрить хочет, что ли? Не пойму. Уж не ведет ли своих ребят? Если он решил, что мы уже и листву принесли… Стоит проверить, а?»

Снова пауза. Тишина такая, что отчетливо слышится, как падают – медленно, размеренно – капли сверху в том месте, которое я миновал с четверть часа тому назад.

«Значит, так: я остаюсь тут, а вы отсечете оттуда. Чтобы мигом!»

«Ладно. Три минуты».

«Через три минуты выхожу».

Так. Я напрягся. Интересно: у них там свой выход наверх? Скорее всего, да. А тот, что решил остаться, собирается проверить туннель – как он будет туда выбираться? Снаружи или у них в этом подвале есть и дверка сюда, в коммуникации?

Но так или иначе – забрезжил выход, хотя вокруг все та же тьма.

Из дырки донесся длинный скрип. Дверь заявила о своем существовании. Значит, там – выход на поверхность. А второй лаз, сюда?

Черт!..

Я в последний миг успел отшатнуться, попятиться, сделать два шага в сторону.

Оказывается, все это время я стоял возле самой двери – оттуда, из подвала, в трубу. Вообще-то это не было дверью, конечно, но люком – для инспекции и ремонта. И открылся он в нижней части бетонного цилиндра. Я невольно зажмурился: хотя вылившийся в отверстие свет был достаточно слабым, но меня он почти ослепил.

Всего лишь луч. Я напрягся. Если светлый конус сейчас повернется в мою сторону – придется мысленно извиниться перед владельцем фонарика. Лучше уж ему не смотреть в эту сторону…

Он посмотрел. И, естественно, заметил меня. Осветил. Но, по-моему, ничуть не испугался. Жаль. Потому что я рассчитывал на его замешательство и мой выигрыш во времени хоть на какую-нибудь секунду. Секунда – это много, если воспользоваться ею с толком. И будь на моем месте профессионал, он бы даже сейчас сумел ее выгадать. Нет, таким, как я, не следует ввязываться в подобные истории. Но сожаление часто приходит слишком поздно.

Тем не менее, я постарался поступить так, как на моем месте стал бы действовать какой-нибудь Бемоль. Я считал, что уже готов к действию, а моему противнику за эту секунду следовало, во-первых, выбрать способ действий, то есть либо атаковать меня, либо разорвать дистанцию, чтобы обезопасить себя от моего нападения; во-вторых, ему надо было переложить фонарь из правой руки в левую, чтобы затем правой выхватить оружие и тем обозначить свое преимущество. Но его руки только начали двигаться, а центр тяжести тела он даже не успел перенести на одну ногу, чтобы второй сделать шаг, а я уже одним прыжком налетел на него, сбил с ног и, пока мы оба падали, нашарил его оружие в кобуре на поясе и вытащил его. Всего лишь малый дистант, но в этой обстановке он был вполне достаточным, чтобы я почувствовал себя хозяином положения. Все-таки я – лихой мужик.

Тем более что в свете все еще включенного фонарика я успел увидеть, что даже с оружием мой оппонент не смог бы оказать серьезного сопротивления: он был уже в том возрасте, когда люди уходят на покой, и наверняка дорабатывал свои последние месяцы, а может быть, даже дни. Прижатый ко дну трубы, он даже не сделал ни одной попытки высвободиться. Только проговорил укоризненно:

– Смотри ты, какой прыткий! Да не жми, пожалуйста, так на брюхо, я поел недавно, а этак ты заставишь харчем хвалиться… Прямо раздухарился – хоть за пивом посылай. Чего ты от меня хочешь – листиков? А товар принес? А почему отсюда пришел, а не как сказано было?

Комедия, и только. Я ослабил колено, которым упирался в его брюхо, и проговорил:

– Не бойся, ничего я тебе не сделаю. Выведешь меня наверх – и гуляй на здоровье…

Проговорил?

Да нет. Я хотел сказать это. А на деле получилось:

– Нео… нио… ене… ела… ууу.

Чертова дребедень! Что это со мной?

Я еще раз попробовал сказать то же самое – и лишь повторил ту самую несуразицу. Распластанный подо мною ветеран, похоже, даже обеспокоился моим состоянием. И спросил: