– Тогда начинай, – сказала Елизавета. – Времени у нас осталось немного.
Я в общем понимал, что она имела в виду. Но для верности переспросил:
– Начинать? С чего?
– Молодой человек, – проговорила она сердито. – Не валяй дурака, ладно? Ты прекрасно все понимаешь. Меняйся!
Да, она имела в виду именно это. Я огорчился. Елизавета не знала, не должна была знать, что я владею техникой самостоятельного изменения облика и получил свою инскую внешность не в спецлаборатории. Потому что если это понимает она, то с таким же успехом поймет и кто-нибудь из тех, кто посадил нас под замок. И заподозрит, что на самом деле Орро и я – не одно и то же лицо. А это сразу же изменит всю игру – и не в мою пользу. Выходит, я допустил какие-то неточности? Но тогда лучше их исправить, пока, еще можно, чем предстать перед противниками в своем натуральном виде. Это означало бы – публично объявить, что игру ведет Терра; но таких полномочий у меня не было. И я покачал головой:
– Не схватываю, Лиза: о чем ты?
– Ин хренов, – сказала она. – Ну, как знаешь. Оставайся, разбирайся с ними. А мне тут больше делать нечего. Ну-ка, отвернись!
– Что? – тут я действительно немного растерялся.
– Не подглядывай, вот что! Прояви свою воспитанность. Мне надо переодеться, понял?
И стала доставать из своей достаточно объемистой сумки что-то; не оружие, нет, его у нее не было, а если бы и имелось – его отобрали бы еще раньше, при обыске. Она вынула какую-то шмотку, встряхнула, это оказалось легким платьем, я бы даже сказал – очень легким, никак не соответствующим возрасту моей напарницы, и не только возрасту, но и ее объему, тяжеловатой фигуре, затрудненной походке – одним словом, всему. За платьем последовали туфли, в каких уместно входить в бальный или ресторанный зал, но уж никак не выполнять оперативное задание. Еще что-то там было, но Лиза обернулась ко мне и так сверкнула глазом, что я поспешил повернуться к стене, чувствуя, что иначе мне придется очень солоно.
Остальное происходило в полной тишине, так что слышно было, как что-то мягко упало на пол – вероятно, ее облачение, потом нечто прошелестело тонко, память подсказала, что такой звук возникает, когда человек натягивает на себя плотно облегающую одежду. Затем дважды простучало; давно уже не приходилось слышать таких легких шагов… На этом мое терпение иссякло – на большее моего воспитания не хватило и я обернулся, не дожидаясь приглашения.
Она стояла ко мне спиной – если только это была она. Скорее – незнакомая женщина, стройная, в черном платьице выше колен, с большим вырезом на спине (и, вероятно, с таким же на груди, предположил я); платье прекрасно обрисовывало фигуру, первый взгляд на которую не обнаружил никаких недостатков, кстати, и второй – тоже, хотя я просканировал ее с головы до самых каблучков; ноги, надо признать, не разрушали первого впечатления, наоборот. Елизавета (приходилось признать, что это все же она, и никто другой), слегка наклонившись, запихивала в сумку нечто объемистое, большой комок. Это могло быть только ее прежним туалетом – и, похоже, вместе с толщинками, создававшими впечатление массивной, неповоротливой фигуры, вполне убедительное впечатление, пришлось признать мне. Приятный вид.
Приятный, да. И это ощущение заставило меня снова отвернуться, испытывая при этом большую жалость.
Потому что я почувствовал: сейчас она закроет сумку и неизбежно повернется ко мне. И возникшее впечатление обрушится, как лавина в горах, как только над этим молодым и прекрасным телом я увижу ставшее уже привычным, мало того что некрасивое, но и увядшее, морщинистое лицо с бельмом на глазу, беспристрастного свидетеля прожитых лет и происшествий. Лицо молодящейся старухи – так следовало его называть. Не отвернуться в тот миг я просто не мог.
И, отвернувшись, услышал:
– Я буду готова через четверть часа. Ждать тебя не стану. Самое время тебе решать: уходишь со мной или будешь выкручиваться сам.
Голос ее лишь подтвердил мои мысли: все тот же, с хрипотцой, голос, который никак нельзя было назвать молодым.
Действительно, надо было решать немедля. Да, собственно, тут могло быть только одно решение. Не оставаться же здесь в самом деле одному, лишив себя возможности объясняться даже через переводчика. Но это не было главным; основное заключалось в том, что мы с нею вроде бы уже разобрались в обстановке и поняли, что надо делать. Но такие задачи лучше решать в команде, пусть она состоит даже всего из двух человек. Даже в дуэте каждый может вести свою партию, и музыка получается вовсе не такой, как если ты сам пытаешься петь на два голоса. А кроме того – похоже, что у Лизы возник более или менее конкретный план ухода из-под ареста, а у меня пока ничего подобного не сложилось. И я откликнулся на ее предупреждение:
– Ты имеешь в виду, что я должен вернуться в свой облик?
– Не в мой же! – послышалось в ответ. – С моим ты бы не справился.
Я не удержался от колкости:
– Конечно. Мой жизненный опыт куда скромнее. Ладно, будь по-твоему. Начинаю. Только тут даже зеркала нет.