— Как вы разговариваете? Вы! Как вы смеете даже говорить со мною о своих подозрениях? Как вы смеете кого бы то ни было подозревать здесь?! — Я взмахнула рукой, и, наверное, было совсем непонятно, где это здесь, но мне было все равно. Моего благодушия как не бывало. Злости моя, как будто запертая где-то внутри меня, прорвалась вдруг наружу, и я уже сама не владела ею. Бранд стояла передо мною бледная, губы ее дрожали, и вдруг на них появилась слабая жалкая улыбка. Бранд была растерянна, и это был тот единственный раз, когда она была сама собой. Когда она еще не сообразила, какой ей следует быть в данный момент, какую из масок ей надо скорее надеть на себя. И оттого, что я понимала это, я чувствовала себя еще сильнее, еще тверже, и мое презрение к этой жалкой полуголой женщине росло. Я взяла со стула халат, протянула его мадам: — Оденьтесь! — и вышла из комнаты.
…Я так и не узнала, зачем вызывала меня Бранд в то утро. Да и не хотела узнавать. Мы встретились за завтраком, и ничто в ней, затянутой в шелк, причесанной, не напоминало о нашем утреннем разговоре. Бранд вновь обрела свою оправу. Но я-то знала, какая она. И когда Бранд смотрела на меня, она видела, что я знаю.
Мне было противно вспоминать о сцене, разыгравшейся тогда в номере. И я, наверное, никогда бы о ней не вспомнила, если бы Марта как-то не сказала мне:
— Мадам стала относиться к вам лучше, чем раньше.
Мы ехали из Дома культуры в гостиницу.
— Я сказала ей, что вы происходите из хорошей семьи и закончили институт.
Я засмеялась.
— Не смейтесь. Мадам ревнива к вопросам происхождения. Она известна у нас в стране.
— Чем? — спросила я.
Марта помедлила.
— Мадам — любовница самого богатого и влиятельного человека у нас. Она любовница господина фон Ренкенцов.
Лицо Марты покрылось красными пятнами. Она была так смущена, словно это она, Марта, а не мадам Бранд занимала столь высокое положение. Я слышала фамилию фон Ренкенцов. Она часто появлялась в заграничных газетах и иногда в наших. Я знала, что это одна из самых богатых фамилий. Я даже видела как-то фотографию в газете, где был изображен кто-то из этой фамилии, но кто — я уже не помню.
— Но вы-то, вы служите ведь совсем в другой фирме. Ведь ваша фирма не имеет никакого отношения к мадам и к господину фон Ренкенцов.
— У нас в стране нет ничего, что не имело бы отношения к фон Ренкенцов. И следовательно, нет ничего такого, что не имело бы отношения к мадам. Все знают об этом, и если бы вы внимательнее читали наши газеты, вы бы тоже об этом знали.
— Но ведь ваша фирма может защитить вас. Ведь вы сами говорили как-то, что ваш директор человек симпатичный.
— О да, но он недостаточно влиятельный человек, чтобы ссориться с фон Ренкенцов. Говорят, что в вашей стране все равны. А у нас есть люди маленькие, средние и большие. Но есть и такие, перед которыми все — и маленькие, и средние, и даже большие, — все становятся маленькими. Такой фон Ренкенцов.
Я хотела ответить Марте, но в этот момент Володя оглянулся.
— У подъезда полно машин, — сказал он, — я остановлюсь на углу.
— Хорошо. Только ты подожди нас.
Володя затормозил, машина остановилась, и мы вышли на улицу.
Больше никогда Марта не заговаривала со мною о мадам.
Дом культуры не похож на Дом культуры. Он похож на строительную площадку. Даже в театральном зале работают плотники. Они сооружают длинный, пересекающий зал помост, по которому будут ходить манекенши, демонстрируя туалеты различных фирм. Фирмы не имеют никакого отношения к мадам. Но манекенши имеют. Большинство их училось в школе манекенш, возглавляемой мадам Бранд. Манекенши еще не приехали. Пока на выставке одни рабочие. Они монтируют стенды, устанавливают освещение. Они полируют мебель, и от этого по всему Дому культуры распространяется запах лака и краски. Мебель — маленькая. Она будет установлена в стеклянных шкафах, и пользоваться ею будут только черные и белые манекены. Вот и их уже привезли и свалили в беспорядке в углу, так что торчат в разные стороны руки и ноги из папье-маше. Головы сложены отдельно, их будут привинчивать на одетые манекены в последнюю очередь. Стенд головных уборов готов, и два представителя фирмы уже раскладывают в витринах шляпы, шапки и вязаные шапочки, развешивают фотографии респектабельных мужчин с тростями в руках, которые любезно приподнимают шляпы и улыбаются сытой, довольной улыбкой.