Перевоплощение

– Нет, согреться и в метро можно, – Ксюха тоже стремилась к бесконечности, но с той разницей, когда доступны любые расстояния и любые поставленные задачи. Конечно, она не собиралась расставаться с Севой, но не говорила об этом сразу, опасаясь типичного мужского поведения – она уверилась, что многие мужчины испытывают необъяснимый, почти мистический страх при возникновении качественных изменений в отношениях с желанными женщинами. Стандартная версия – Сева спрячется за отговорку, некую «важную» причину, лишь бы поскорее сбежать, а значит никаких «окошек», вот такие плоды просвещения.

Дальше шли молча, Сева страдал, Ксюха боялась, а башенка входа в метро неотвратимо приближалась. Уже на эскалаторе оба облегчённо вздохнули, громко и практически в унисон, после чего рассмеялись собственным нелепым страхам. Ксюха подумала, что стоило вызвать одну из отцовских машин, которыми она обычно пользовалась, но как только в вагоне поезда её крепко прижали к Севе, она передумала, признав, что в метро бывает очень романтично. Ехали, не разжимая объятий, а чуть позже и не отрывая губ (забыв об окружающей толчее), впрочем, один раз они прервали поцелуи, чтобы проговорить короткие, но важные для них слова:

– Любишь?

– Люблю! А ты?

– И я!

Когда вышли на улицу, Ксюха посвятила Севу в дальнейшую программу: сейчас они зайдут к ней домой, куда собственно и приехали, а через пару часов отправятся в одно из многочисленных ночных заведений – отдохнуть, потанцевать и всё такое. Сева растерялся, миг радости перечеркнула одна гаденькая мыслишка, появившаяся мгновенно:

«У меня катастрофически не хватает денег, придётся принимать её помощь, а это так унизительно».

«Глупый, – Ксюхе понятно замешательство Севы, но как сказать вслух о том, что ей очевидно, а ему тяжело и обидно, – какая разница кто из нас богат, а кто беден, теперь мы вместе, а значит, мы равны, ты возьмёшь половинку от меня, я возьму половинку от тебя, чего ещё желать», – она правильно молчала, данная очевидность весьма сомнительна для того же Севы.

«Наверно, надо отказаться, тяжело, но надо, иначе я стану альфонсом, достойным презрения, а не любви», – ещё немного, и Севу разопрёт безграничным обожанием самого себя, по-другому называемым гордыней, как раз и породившей ту гаденькую мыслишку, когда любовь отрицается во имя бессмысленной чести.

– Пойдём-пойдём, дома никого нет, – этим Ксюха приостановила нарастающее Севино беспокойство и увлекла за собой в дверь.

Снаружи дом выглядел скромно и аккуратно, мол, рядовая пятиэтажка, немного посимпатичней и посовременней хрущобы, в конце концов, поблизости дома и больше и красивее. Ксюха крепко держала Севу за руку и буквально тащила его – сквозь подобие турникета с улыбчивым дедком в лакейской фуражке, сквозь зеркала и мрамор холла со всеми многочисленными и непонятными дверями и закоулками (во внутренний дворик, в сауну, бильярдную, да мало ли ещё куда), даже сквозь лифт, весь такой чистенький и слегка кукольный, с шестью кнопочками (плюс подвал-автостоянка), хотя до этого Сева полагал, что пятиэтажкам лифт не положен. В просторном фойе Сева заметил всего две двери:

– А что, в таком большом доме только две квартиры на этаже? – Сева гнал неуверенность.

– Точнее будет – два входа, – Ксюха впустила Севу и вошла следом.

Чтоб закончить с квартирным вопросом, – дом, где жила Ксюха, был одним из четырех, образующих каре, размером с небольшой квартал и с замечательным садиком (внутренним двориком) посередине, вид на который имелся из всех квартир, кроме одной (самой дешёвой) с первого этажа каждого из четырёх домов. Комнаты в квартирах располагались таким образом, чтобы зоны отдыха и работы (спальни и кабинеты) выходили окнами в садик, а зона общих встреч (гостиные, столовая, кухня) – на улицу. Это достигалось диагональным расположением обоих блоков (этажей) двухуровневых квартир, получалось необычно, оригинально и, как ни странно, функционально, всего и делов – отказаться от привычного размещение одного блока непосредственно над другим. На одноуровневые квартиры первого этажа данный подход не распространялся, где у одной окна выходили в садик, а у другой на улицу (другое крыло первого этажа использовалось под инфраструктуру).