В общежитии жилой блок включал, кроме двух комнат, душевую с умывальником и глубоким поддоном для душа (между собой его иногда называли ванной) и отдельный туалет – это с одной стороны внутреннего коридорчика; а с другой – два ряда встроенных шкафов (друг напротив друга, по три шкафа в каждом ряду), вот в этой нише у ребят и устроена кухня. Делалась она просто: с одного ряда шкафов (того, что примыкал к стене внешнего коридора) снимались дверцы, потом выламывались перегородки срединного шкафа, после чего, примерно на уровне живота, монтировалась сплошная полка (для которой использовались дверцы или перегородки). На этой полке устанавливались электроплитка, электрочайник и другие необходимые предметы. Противоположный ряд шкафов не ломали (изначально предполагалось их использование под верхнюю одежду), просто в одном из них (ближнем) укреплялось много полочек для кастрюль, сковородок, посуды – мало ли ещё для чего; два оставшихся использовали под кладовку, для того, что не нужно, но нельзя выбросить – общежитие всё-таки. Комната Жоры находилась со стороны кухни, а комната ребят – со стороны душевой и туалета.
Немного погодя, Сева принёс чай для всей компании. Попив, стали разбираться с картами, которые в процессе уборки перемещались, но не смешивались. Так получилось, что карты Севы и Мары лежали рубашками вверх, а вот Вик открылся: понятно, в тот момент ему было не до игры.
– Мара вышла, я ответил, предлагаю Вику оставшиеся ходы сделать в открытую, думаю, теперь это не принципиально.
– Согласна, – поддержала Мара.
– Ну, раз такое дело, дам я, пожалуй… – Вик задумался, он ничего не помнил из данной раздачи, видя лишь ход с козыря и проброс маленькой трефы, а у него трефа солидная – туз, дама, десятка, – скорее всего, играющая, с другой стороны, бесполезный червонный валет, так тому и быть, Вик двинул валета.
– Кто бы сомневался, – на удивление спокойно откомментировал Сева и добавил, обращаясь к Маре: – Своя игра.
Сыграли ещё несколько раздач. Отчего-то Мара посмотрела в окно, за спину Севе (его койка стояла вдоль окна), а там, среди сгустившейся тьмы, с чёрного неба валил плотный снег, но совсем не белый. В электрическом освещении, идущем с улицы, снег приобретал неестественный и даже зловещий отсвет, Мара вздрогнула, снег искрился красным.
«Господи, откуда он взял это ощущение», – сегодня она слышала от него: – Под чёрным небом и красным снегом оставлю кожу и город следом. Бестелым эхом скачусь по боли, я стану смехом в своей юдоли. Укроюсь прахом в пустой постели, я стану страхом в слепой метели. Под красным небом и чёрным снегом – когда-то чистым, когда-то белым… – теперь она видела это и, похоже, начинала чувствовать.
Мара поднялась из-за стола, сказала, что очень устала, попрощалась с ребятами и вышла из блока.
Ей предстоит подняться на следующий этаж одним из двух имеющихся способов. Либо по основной освещённой лестнице, но, исходя из расположения комнат, это более длинный путь, либо по запасной лестнице, без света (на некоторых пролётах свет имелся, но не между пятым и шестым этажами) и с выходом на балкон (причём два раза), что особенно неприятно в непогоду. Как порой случается, решившись на один шаг – делаешь противоположный, и немногие знают, почему так происходит, почему собственный разум выходит из подчинения… знающие же помалкивают, по разным причинам, ибо были свидетелями или даже прямыми участниками несуществующей реальности, того странного пересечения миров, вероятность посещения которого настолько же мала, насколько абсолютно его существование. И только единицы догадываются, что разум никогда не выходит из подчинения, а берётся под более высокий контроль, и исключительно во имя спасения (кстати, не всегда спасения подконтрольного, но об этом никто не расскажет наверняка).
Мара вышла на балкон…
Сон
1
Открыв глаза – ничего не увидел. Попытался услышать – ничего не услышал. Чувства подсказали – под ногами что-то… зыбкое и горячее. Ждать. Привыкать.
Прошло время, и проявились тёмно-красные цвета разной насыщенности, показалось, что свет исходит от песка (да, он стоял именно на песке, который, действительно, подсвечивал окружающее пространство), позже, когда глаза окончательно привыкли, обнаружилось светило. Если точнее, то и не светило, а нечто с обратным смыслом, когда на недвижимом, почти чёрном своде (небом это не назвать) находилось ещё более чёрное нечто, правильной округлой формы и будто бы живое. Он вздрогнул, это чёрное нечто представилось ему зрачком, чьим-то гигантским зрачком, но если есть зрачок, значит, будет и прочее. Страшновато.