Перевоплощение

Живое (речь о живом) обладает своей частотой, ритмом, взаимодействующим с полевой структурой мира, позволяя проводить безошибочную идентификацию объекта, в том числе регулируя и его метаболизм (так, частный случай), при трансформации меняется ритм, меняется метаболизм, а соответственно и представление об окружающих предметах, причём скорость смены ритма – одна частотная модуляция, то есть мгновенно. Констант догадался что, оставаясь с сознанием человека, он постоянно менял тело, тем самым переключая параметры пространственной и временной оценки, это интересный опыт, где изменения корректировались под влиянием некоторой постоянной величины, и эта величина – срок его жизни (!). Разумом он понимал, что эта цифра известна всегда, известна ещё до рождения – встречное время информативно, главное, уметь снимать информацию – и даже идея об изменении первоначального срока (что не редкость) не особенно смущала, время отражает и многовариантность, но теперь он видел теорию в действии и готов поклясться, что не во сне…

Он определил, что первоначально оказался деревом, причём очень древним деревом, каких и быть-то не должно, а если ещё не древним, то со значительным сроком предстоящего существования. Отсюда и видимые масштабы, и невидимые сущности – конечно, птицы, насекомых время растворило, немного посчитав, Констант ещё раз ужаснулся времени, отпущенному этому дереву (для простоты счёта себе он отвёл сто лет). После перехода он стал веткой кроны, имевшей иное время жизни, но, как ни странно, сравнимое с его временем, пугаться здесь или восхищаться (?), немного подумав, он согласился, что ста лет не проживет (ветки ломаются), но и молодым не умрёт – уже неплохо. Настоящее же положение Константа говорило о мимолётности бытия, о такой короткой жизни, что разгадка удалась не сразу, прежде он ещё раз посмотрел на бабочку и убедился, что она ни на микрон не изменила своего положения, подтверждая, что жизнь его меряется на секунды. Крона состоит из листьев, а листья, отрываются и падают, пребывая в этом состоянии лишь на время падения, здесь разная логика, но важно то, что после приземления произойдёт последний переход, фатальный для него. Констант посмотрел на вероятное место посадки и понял: приземление отменяется – его ждёт приводнение, но это не в его власти. Осталось решить главную задачу – как ускорить действительность, не причинив себе вреда, перспектива остаться падающим листом, до конца жизни разглядывая бесполезную бабочку, привлекала мало.

Конечно, решение недоступно, но ему помогли (кто или что – неважно, вернее всего помог он сам – много всяких способов, об одном уже говорилось, а как откликнуться на свой же зов (?) – так ведь у него высший допуск, кроме иных способностей).

Бабочка чуть шевельнула крыльями, стараясь сложить их над собой, она прилагала титанические усилия, противостоя вязкой среде, сделавшей воздух осязаемым, движение повторилось, ещё и ещё раз, достигнув, наконец, привычной лёгкости и плавности. Бабочка улетела. Вода приближалась, на ней всё внимание, но не в смысле будущего, а просто как зрелище – вон расходящиеся круги, созданные рыбой, а вон вертолётом висит стрекоза, самая обыкновенная стрекоза, а вон бежит водомерка, совсем близко…

«Кожа на берегу, но надевай в воде».

Опять голос, но он сейчас не занимал Константа, вновь обретшего себя, плывущего как человек, дышащего как человек, да и выглядевшего… похоже на человека-невидимку, попавшего под дождь, как в кино. Утолив жажду движения, он увидел свёрток – на берегу у самой воды, белый на зелёной траве, окаймлявшей это действительно небольшое озеро. Свёрток оказался обыкновенной простынёй (выглядел как простыня), но, помня предостережение, облачение (вернее – завёртывание) Констант произвёл в воде. Как результат – вместо простыни – тело. На берегу он себя разглядел и пришёл к выводу, что данный образ ему незнаком, но в чём отличие, вспомнить не сумел, выходит, он забыл, как выглядел раньше, а значит, мог выглядеть и так. Гадать без резона, и Констант пошёл через парк, ничем не примечательный парк, ни намёка на необыкновенность, даже статуя имелась, изображавшая то ли водяного, то ли исторический персонаж, но вернее первое, так как постамент частично уходил под воду.

Слишком мало эмоций, слишком много созерцания, а тут ещё странный мысленный диалог, с тем, кто не желает идентифицироваться:

– Теперь ты постиг цели, ради которой призван?

– Да.

– Тебя не смутило испытание?

– Теперь нет.

– Оно не предполагалось.

– Ошибка?

– Влияние. Вместо статуи ты вышел в дереве.

– Почему я им стал?

– Здесь нельзя без тела, защищает только вода, куда попадают из статуи.

– Кто мой противник?

– Богоборец, но влиял не он.

– Кто ещё?

– Не думай о нём, пусть он думает о тебе.

– Когда появится Богоборец?

– Скоро, но не жди его, он избегает прямого контакта, в поединке ты сильнее.

– Когда мне идти?

– Сейчас, и возьми плащ Константа, теперь он твой.