Коркин на протяжении пяти лет пользовал Елену от нарастающей неврастении, усугублённой близостью к власти и приближением переломного женского возраста. Как врач он понимал, что Елена нуждается не в лекарствах и психоаналитических сеансах, а в единственном и любимом нормальном мужике и крепкой семье, обязательно, как минимум, с парой детей. Попытки внедрить в сознание и подсознание Елены очевидную истину, что нормальные мужики и здоровые семьи в «цитаделях власти» не живут, просто не выживают, а если и прижились, то живут, как пауки в банке, к сожалению, успехом не увенчались. Елену уже торкнуло властью, как наркомана дозой. Другой жизни она уже себе не представляла.
Коркин скептическим взором осмотрел интерьер дома и обронил:
— Безнадёжна.
Сборно-щитовой домик на окраине не очень престижного посёлка был единственной загородной недвижимостью, которую Елена смогла себе позволить. Правда, домишко в разговорах так и называла «мой загородный дом». Без тени самоиронии и юмора.
Коркину было недосуг выпытывать, у кого из свихнувшихся на дизайне новорусских дам, знакомством с которыми она страшно дорожила, Елена украли идею внутренней отделки помещений. Возможно, кто-то и мог в своем поместье прихоти ради и выпендрежа для позволить себе испоганить не нужную постройку интерьером в стиле арт-хаус. Елена подвергла изощрённому дизайнерскому надругательству единственное, что у неё было для отдыха на природе.
Сени домика были выкрашены серебрянкой. Большая комната на первом этаже, служившая «каминным залом» и гостиной, поражала глаз ультрамариновыми разводами. На фоне стен самосборная мебель из «ИКЕА», выкрашенная в канареечные тона смотрелась особым шизофреническим изыском.
Спальня и кабинетик на втором этаже были выкрашены в кремово-оранжевый и яично-жёлтый соответственно. В контраст испанской мебели из «Трёх китов». В пристроечке помещалась кухонька и санузел. Интерьер кухни был скопирован с чешского журнала шестидесятых годов, зато санузел… Когда Коркин первый раз зашёл туда по нужде, ему показалось, что оказался в нужнике каюты первого класса на «Титанике». Больше всего поразила медная ванна на гнутых львиных ножках.
Ключи от домика у Сергея Николаевича остались с тех пор, как приходилось минимум раз в месяц «приезжать на вызов» к Елене, прятавшейся от всех в очередном приступе ипохондрии. Было это два года назад. Острый кризис, вызванный неудавшимся «служебным романом», сменился очередным приступом активности на государственной службе и в личной жизни. К услугам Сергея Николаевича как психотерапевта Елена стала прибегать все реже и реже, для нерегулярных сеансов их вполне устраивал кабинет в «КОРПСИ», отношения перешли в знакомство без всяких перспектив на возможную близость. Как-то само собой получилось, что связка с запасными ключами осталась у Коркина, а Елена о ней не напоминала.
После встречи с незнакомцем, так мастерски пробившим психологическую броню, которую годами создавал Сергей Николаевич, он бросился в бега. Причём бежал не сломя голову, а по всем правилам конспирации.
Сергей Николаевич по долгу службы и квалификации в течение многих лет лечил и консультировал офицеров спецслужб и невольно стал эрудитом в оперативном ремесле. Он не мог не знать, что его пациенты, в каком бы расхристанном психофизиологическом состоянии они бы ни находились, как низко бы ни пал их моральный дух и интеллектуальный уровень, в нужный момент способны стиснуть зубы, сжать волю в кулак, напрячь мозги и дать результат. Он знал, что если ребятам надерут холку, пнут под зад, да ещё пообещают содрать живьём шкуру и повесить медальку, то по следу они побегут вперёд собственного лая. Найдут и затравят обязательно.
И это свои, люди в большинстве своему недалёкие. А о тех, от имени кого приходил странный посетитель, Сергей Николаевич старался даже не думать. Эти не то, что из-под земли, из самого ада достанут, если потребуется. Не тело, так душу.
Именно из-за них, Невидимых и Могущественных, Сергей Николаевич и решил порвать со своими коллегами и единомышленниками. По его глубокому убеждению, вся сила «силовиков» состояла в том, что они имели дело с людьми несвободными, находящимися в тотальной зависимости от власти. И что самое важно, «спецконтингент» и «электорат» привычно терпели ярмо. Спорадические вспышки неповиновения входил в правила игры, по умолчанию признаваемые всеми участниками. Сергей Николаевич как никто другой знал, что бунтовщик подсознательно готов к батогам, дыбе и плахе. Бунт в условиях тотальной, всеми одобряемой власти, есть форма суицида и не более того. Ну что в таких условиях не покомандовать? Только такая романтическая дура, как Елена, могла увидеть божественный ореол над серостью и скудоумием «сильных мира сего».
То ли дело Невидимые властители…