— Сериал «Менты», сезон пятый, серия сто десятая… — скривив губы, процедил он. — Ваши «наркотэки» пасли мелкого барыгу возле школы. То ли ошиблись, то ли ждать надоело, но приняли совершенно левого пацана. Знаешь, как делается? Сцапали, двое руки крутят, третий в задний карман джинсов герыч сует. Притащили в отдел, прессанули слегка, он через час признательное накатал.
— Бывает, — вставил Громов, решив, пусть Курицын выговорится, а уж потом можно вернуться к своей проблеме.
— Ага! — завёлся Курицын. — А ещё бывает, что, когда мама с папой прибежали, господа опера с них «штукарь» баксов стребовали за закрытие дела! Уже знали, сучары, что мальчик из хорошей семьи и бабки в семье есть. Папахен отмусолил им тысячу «уев», а опера через час заявили, что бабок не брали и брать им совесть не позволяет, потому что пацан сел за дело. И уже обживает камеру в Бутырке, откуда изъять его нет никакой возможности. Короче, сушите сухари, дорогие родители!
— Подло, но умно. Дело о получении взятки не светит. Потому что взятку давали за закрытие дела. А если пацан в камере, то и брать не на чем, так?
Курицын кивнул.
— Так они родителям и растолковали, когда они насчёт баксов голосить начали. Итого, полный облом! — Сашка судорожным движением прикурил сигарету. — Но тут на сцене появляется сам ребе Исаак Альбертович.
Громов хохотнул. Исаак Альбертович Франк был адвокатом по уголовным делам с тридцатилетним стажем, волком седым и матерым. Время от времени в охоте за гонорарами он забегал на их с Сашкой территорию. Каждый его налёт помнился очень долго.
— Черт, я из-за него скоро бытовым антисемитом стану! — Курицын шумно выдохнул дым. — Этот старый… юрист, прости меня господи, столковался с мамой и папой на ту же «штуку» баксов. И, не заходя в ОБНОН, пошёл прямиком к вашему шефу. Полистал материалы дела, сунул нос в вещдоки. И начал охмурёж. То-се, коньячок под кофеёк, надавил на совесть, намекнул, что развалит дело в суде по счету раз… Шеф твой потёк, потому что сам понимал, мальчишка попал под раздачу чисто случайно. Но по делу уже отчитались, обратный ход давать — самому себе вредить. И тут Альбертович внедряет в умную голову твоего шефа гениальную мысль, а не спихнуть ли тухлое дело на прокуратуру?
— Альбертович сам вызвался организовать передачу дела, или я его не знаю, да?
— Само собой. А через полчаса он уже мило улыбался мне со стула, на котором ты сидишь. Знал же, к кому обратиться! Всё рассчитал, прохиндей. Я же, епонамать, за справедливость и законность… Причём так, что об этом каждая собака знает!
Сашка раздавил окурок в пепельнице.
— Итого, этот жук и меня развёл. Столковались на том, что я выпускаю пацана из камеры до суда. Он даёт признательные показания в полный рост и сдаёт всех барыг, кто крутится вокруг школы, и всю их клиентуру.
Громов отлично разбирался в тонкостях оперативных игр и сразу же уточнил:
— Чью информацию через пацана реализовать хотел: свою или наших «наркотэков»?
— Свою, естественно! Нафиг твоим «наркотэкам» такую грядку вытаптывать? Они вокруг школы ещё лет пять отчётность себе добывать будут, если разом этот малинник не вытоптать. А у меня оперативной информации на эту школу — выше крыши. И вся без движения лежала, потому что не было повода.
— То есть ты решил и сесть, и рыбку съесть, и кое-чем не подавиться. Умно.
— А что теряться, когда так фартит? Короче, на основания показаний пацана, я расписываю задачу «наркотэкам», они, скрипя зубами, накрывают всю сеть мелких барыг. Эпизод по мальчишке я вывожу в отдельное производство, на суд он идёт один. Я, как гособвинитель, учитываю отличные характеристики, грамоты с олимпиад и первый случай нарушения закона и прошу наказание, не связанное с лишением свободы. Исаак Альбертович брался согласовать вопрос с судьёй об условном сроке. А через недели две реальной сволоте предъявляю конкретное обвинение и в суде требую по максимуму. Грамотно?
— Главное — по совести и закону, — поддакнул Громов. — С учётом сложившихся обстоятельств, конечно.
— Короче, Гром, я купился. — Курицын поморщился. — Забыл, что за волчара наш Альбертович. Он же, отмывая пацана, потребовал повторных экспертиз. На наличие наркоты в крови. И, обрати внимание, повторную экспертизу содержимого пакетика, включая наличие посторонних примесей в порошке.
— А что было в пакете? — спросил Громов.
— Конечно же, героин из «оперативного резерва». — Курицын громко щёлкнул пальцами. — А я, дурак, это упустил! Итого, заливаюсь я соловьём в суде, мягко и ненавязчиво подвожу дело к условному сроку. А потом встаёт Альбертович и выкладывает веером протоколы экспертизы. Смыв с рук и содержимое мочи непосредственно после задержания — никаких следов героина. Анализ микрочастиц в квартире подозреваемого — ноль. Наличие посторонних примесей и включений в порошок… — Он выдержал паузу. — Только не ржи, умоляю! В виде посторонних включений фигурировали ворсинки из воротника милицейского бушлата. Вот засада, прикинь!
Громов закрыл рот ладонью, чтобы, действительно, не заржать в голос.