— Надейтесь, надейтесь, — с улыбочкой ответил Коркин. — Элита слишком разветвлённое и многослойное явление, чтобы сводить её только к сотне-двум приближённых к нынешнему президенту. Главный результат психологической войны, жертвой которой пал Союз, это создание мощного социального слоя, которому объективно и субъективно выгодно полуобморочное состояние страны. И у них достаточно сил и средств для того, чтобы отстоять свои привилегии. Это в военном деле пятнадцать против семидесяти пяти — обречены. А в социологии пятнадцать процентов власть имущих и власть вкушающих — это непобедимая сила.
— Но от методов психологической войны защиты нет ни у кого.
— В точку, Андрей Ильич! Психотеррор против внутреннего врага — это единственное средство, которое мы, патриоты, можем задействовать во благо народа и страны. Это будет не гражданская война, а новая сталинская чистка госаппарата, во-первых, и общества, во-вторых. От ворья, тупиц и латентных революционеров.
Злобин обвёл взглядом пастельно-кремовый интерьер кабинета.
Коркин помял подбородок, пряча улыбочку.
— Да, да, да, Андрей Ильич. Очень комфортно рассуждать о социальной битве, сидючи в уютном кресле под охраной бывших спецназовцев и попивая кофе, купленный за разбазаривание стронция с молибденом. А как удобно рассуждать о спасении родины в думском буфете! О! Совершенно другое удовольствие, доложу я вам. Так и хочется его продлить на бесконечно долгий срок.
— Кажется, вы от ваших пациентов подхватили лёгкую форму цинизма.
— Нет, о психической санитарии я никогда не забываю. Это я вас проверял. — Коркин стал абсолютно серьёзным. — Андрей Ильич, ваш визит как-то связан с малопонятными смертями в Питере, Орске и Новокузнецке?
— Что вас заставило выдвинуть такую версию?
Коркин ласково, как врач на капризного пациента, посмотрел на Злобина. Нужной реакции не дождался. Злобин ни смутился, ни занервничал. Лицо так и осталось непроницаемым.
— Хорошо. — Николай Сергеевич опустил взгляд. — Насколько могу судить как специалист, по криминалитету нанесён мощный удар пси-оружием. Прокуратура прокручивает эту версию. Поэтому вы обратились к специалисту по данной узкой и весьма специфичной проблеме.
— Вы имеете в виду всякие излучатели, пси-лазеры и прочее?
— О, нет. Моя группа когда-то давно побаловалась психотроникой, но мы быстро отбросили эту забаву. Есть неопровержимые данные, что человек — есть самый мощный излучатель пси-энергии, который только можно создать. Все остальное будет… ну-у… Как протез руки, если вы понимаете меня. Так что, если вы интересуетесь машинками и пулялками, то не по адресу пришли. Я спец по человеческому фактору в психотехнике.
— Меня пока вполне устраивает уровень «человеческого фактора». Допустим, вы правы, и по криминалитету нанесён психологический удар. Что последует дальше?
Коркин отвалился в кресле.
— А вы почитайте мою книжку. Там все ясно прописано. Следующий удар будет нанесён по криминализированной бюрократии. И третий по криминализированному сознанию основной массы граждан. — Он пошевелил в воздухе пальцами. — Эдакая социальная лоботомия. Попытка калёным штыком психо-диктатуры вырезать из лобных долей мозга участок, отвечающий за криминальное поведение.
— И что же вы, Николай Сергеевич, дальше книжки не пошли? — не сдержался Злобин. — Ручки — вон как чешутся.
— Ирония ваша мне понятна. Но я лишь психолог-расстрига и придворный чародей. Сам страной рулить не обучен. Мне бы в советниках удержаться. — Коркин скрестил руки на груди. — Увы, я не нашёл достаточно «отмороженного» кандидата в диктаторы. По моему глубокому убеждению, подобную акцию способны осуществить только фанатики-смертники, для который идея выше собственной жизни и пролитой крови. Это должен быть узкий круг бессребреников, спаянных кодексом чести. Что-то типа рыцарского ордена. Таких психоматриц, увы, мне обнаружить не удалось.
— Жалеете?
— Да. Как патриот и как учёный.
Злобин закрыл папку.
— Спасибо за кофе. И за беседу. Последний вопрос, Николай Сергеевич. Набросайте психологический портретик главаря психоантифашистов, или психо… Черт, я уже сам запутался, кто тут кто.
— Ну… Это вы могли бы сделать и без моей помощи. — Коркин сложил ладони «лодочкой» под подбородком и на секунду закрыл глаза. — Он офицер спецслужб, имевший доступ к компромату на элиту страны. Он пережил духовную или, как мы говорим, астральную смерть. Он позиционирует себя хирургом, а не палачом. Он чрезвычайно религиозен, в хорошем смысле этого слова. Я имею в виду, что он считает свои действия миссией, возложенной на него Высшей силой. И он полностью осознает, что даже йота личного, «слишком человеческого», как выразился Ницше, привнесённая в миссию, означает смерть.
Злобин усмехнулся.
— Как говаривал мой друг — опер Калининградского угро, что зря гадать, поймаем — спросим.
Николай Сергеевич улыбнулся в ответ, но глаза остались холодными.
— Это карма вашей профессии, Андрей Ильич. Если бы не она, я бы рекомендовал вам устраниться от поисков данной… м-м… пси-матрицы.
— Аргументы?
— Запредельная опасность.