Машина Рыжкова мигнула габаритными огнями и плавно тронулась с места.
Сумрак, царивший в кабинете, был гнетущ и вязок, как воздух перед грозой.
Злобин на мгновенье замер у дверей, осматриваясь. В помещении можно было смело играть в большой теннис, если бы не длинный, массивный стол для совещаний, занявший половину пространства. К дальнему торцу был приставлен такой же солидный, державно массивный стол начальника. Угол кабинета заполнил приглушенный свет настольной лампы. На фоне государственного триколора был чётко виден контур фигуры человека, сидевшего за столом.
— Проходите, Андрей Ильич, — раздался властный голос.
Злобин уверенным шагом, зная, что в эти секунды считывают каждое его движение, и первого впечатления уже никогда не перечеркнуть, направился на свет лампы. Подойдя ближе, он увидел фигуру ещё одного человека, прятавшегося в тени. Он сидел по правую руку от хозяина кабинета, за столом для совещаний. В полосу света попали только руки и распахнутая папка. На ослепительно отсвечивающей бумаге слабо шевелились пальцы. Как щупальца осьминога, выброшенного на жаркий песок.
В чиновнике, сидевшем под российским флагом, Злобин узнал заместителя главы администрации президента, курировавшего «силовой блок». Он недавно и, как уже стало привычным, неожиданно взлетел с регионального уровня на самую вершину федерального. Злобину пришлось напрячь память, чтобы вспомнить его имя и отчество — Игорь Дмитриевич. Фамилия был самая что ни есть народная, с какими обожали брать в «органы». Простая, но настолько массовая, что абсолютно не запоминалась.
— Особые обстоятельства потребовали особых мер, — сухо произнёс Игорь Дмитриевич.
Злобин посчитал, что в такой форме, барственно и державно, ему приносят извинения, и ответил кивком.
— Докладывайте, — распорядился хозяин кабинета.
В полосу света проклюнулось лицо Игнатия Леонидовича.
«Вот это скорость! — невольно восхитился Злобин. — Нафига нам интернет? У нас доклад летит со скоростью света, а «стук» со скоростью звука. Вместе с автором».
— Особые обстоятельства, — промолвил Игнатий Леонидович. — Вы же понимаете… Докладывайте, Андрей Ильич. Честно, прямо, с собственными выводами. В общем, как обычно.
Они выслушали Злобина в напряжённом молчании. Зам главы администрации президента принял из рук Злобина карточку с посланием Святой Инквизиции. На его остром лице, резко освещённом лампой, залегли глубокие тени, от чего лицо показалось слепленным из углов и острых впадин, как на портрете, нарисованном художником-кубистом. Тонкие губы превратились в глубокий тёмный шрам.
Он толкнул по столу пакетик с карточкой к Зарайскому.
— Дожили… — процедил он, почти не разжав губ.
Зарайский, разглядывая послание, тяжело засопел.
— М-да. Похоже кто-то решил экранизировать бестселлер Коркина. — Он придвинул карточку к Злобину. — А ваше мнение, Андрей Ильич?
— Кто-то решил устроить переворот, — без нажима, как о давно для себя решённом ответил Злобин.
Пальцы Игоря Дмитриевича выбили по столу нервную морзянку.
— Цели при создании ситуации управляемой нестабильности могут быть различные. Включая и эту, — тихо произнёс он. — Но это не наша цель. Вы уже установили личности офицеров ФСБ?
— Пока только имею установочные данные, — ответил Злобин. — Как раз направлялся на Лубянку. Требуется немедленно выявить и снять показания со всех офицеров, причастных к данной операции. Если потребуется, задержать для выяснения степени вины. На настоящий момент задержанные чеченки не числятся ни в одном следственном изоляторе Москвы. С учётом нанесённых травм, я запрашивал все лечебные учреждения. Нигде они не госпитализировались, и нигде неотложная помощь им не оказывалась. Так мне официально ответили.
Игорь Дмитриевич вопросительно посмотрел на Зарайского. Тот кивнул в ответ.
— Да, у меня та же информация, — со вздохом произнёс Игнатий Леонидович — Придётся проводить розыскные мероприятия. Где-то же их содержат. Не хочется думать, что через три часа их выпустили, извинившись, и вернули четыре кило тротила.
Игорь Дмитриевич откинулся в кресле.
— Почему вы стоите, Злобин? Присаживайтесь.
— Спасибо. Мне так удобнее. К тому же, мне скоро уходить.
Тонкие губы разлепились в иронической улыбочке.
— Глядя на вас я вспомнил одну даосскую притчу. Император послал за мудрецом паланкин с эскортом. Мудрец отказался от почестей и пришёл во дворец пешком. В ответ на вопрос императора он сказал: «Неисповедим путь Неба и неисповедима воля его наместника на земле. Если будет на то твоя милость, я вернусь в свою деревню с почестями и подарками. Если нет, вернусь тем, кем был. Но как бы смеялись надо мной соседи, если бы я уехал на паланкине с сотней слуг в эскорте, а вернулся пешком и в рубище!»
Его лицо закаменело.