Переворот (СИ)

Некогда самые преданные сотрудники Ордена делятся впечатлениями после нескольких дней новой жизни под крылом Системы. Кто-то даже успел найти свою любовь благодаря алгоритмам машины. "Может, всё не так уж и плохо? Ну, ошибся, да. А кто виноват? А я пробовал не противостоять, а найти ответы напрямую?" — задавался вопросами мужчина. Ларгус осознал, что его тактика жизни проявлялась не столько из смелости, сколько из страха нового, из-за опасений оков и потери свободы воли. Но что-то никто из поклонников Системы в наручниках не ходит. Даже сама шпионка гуляет свободно по базе. И пламенная девица, видимо, обычным гражданам понравилась.

Тяжело бороться с собственным эгоизмом и гордыней. Кому хочется признавать такие крупные провалы? Вспоминая все мудрые слова, услышанные за жизнь, мужчина пытался настроиться на позитив. А как там дочка и жена? До Ларгуса дошло, что за эти дни он даже не поинтересовался ими. Набравшись смелости, он первым делом решил позвонить тёще. Та по видеосвязи смотрела на него без упрёков, и понимала всю тяжесть зятя. Обменявшись несколькими словами, женщина пригласила бывшего главу к себе.

Тот быстренько собрался и отправился к родным. Несколько мгновений, и вот человек крепко обнимает свою жену у порога дома. Поблагодарив её за любовь и терпение, Ларгус заплакал, впервые показав своей супруге слёзы. Мужчина попросил прощения за свою слабость, но девушка лишь улыбнулась и сказала, что наоборот видит силу. Оба зашли в дом, подбежала дочка. Эти объятия были дороже всего на свете — маленькие счастливые глаза переполнялись радостью при виде папы. А тот настолько ожил, что вновь позволил себе проплакаться. И снова объятия — уже с тёщей. Вдоволь пообщавшись с женским полом, Ларгус поздоровался с тестем и отошёл с ним в сторону, чтобы начать мужской разговор.

— У меня для тебя есть подарок, — старик протягивает футляр. — Открой его.

Тот делает, как попросили:

— Но здесь ничего нет.

— Думаешь?

Мужчина пытался найти скрытое дно или скрытые символы, но вопросов становилось только больше.

— Извините, но я не понимаю.

Старик мило улыбался, но не стал мучить юного, по своим меркам, человека.

— Скажи мне, что с тобой станет, если ты лишишься моих девочек? Что будет, если я вдруг заявлю тебе, чтобы ты больше никогда не приближался к моей дочери и внучке?

Вопрос совсем не понравился Ларгусу. Но тон старика был слишком доброжелателен. Потому вопрос скорее всего нёс чисто философский характер.

— Мне бы не хотелось думать об этом, господин Штайнер.

— И всё же. Представь, что у тебя больше нет возможности связаться с нами. Всё, мы пропали за этой червоточиной или как её там — разломом?

— Ну… я буду потерян, мне будет неприятно. И я… я понятия не имею, как буду жить без своей Беатрис и Энни.

— Допустим. Но представь себе, что спустя время ты идёшь по улице и видишь, как девушка попала в беду. Она застряла в горящем доме, и только ты можешь ей помочь, потому что находишься ближе всех. Ты пройдёшь мимо? Давай только без уловок, отвечай честно.

— Конечно, я спасу её, — ответил мужчина, едва дослушав конец вопроса.

— Предположим, эта девушка оказалась не менее прекрасной, чем моя дочь. Может, даже её копия или сестра. Что тогда? Ты всё ещё будешь думать, что жизнь с тобой жестока? Что у тебя ничего нет? Станешь ли ты жалеть себя в этом случае.

— Конечно, не стану.

Старик глубоко вздохнул, глядя куда-то вдаль, и продолжил:

— Знаешь, когда-то мой мир тоже был сломлен. Была поддержка со стороны, но в конечном итоге спас себя только я сам. Ты просто должен понять сейчас, если ещё не понял. Что каким бы жесток не был мир вокруг, имеет значение только то, что ты чувствуешь. И чувства эти выбираешь ты сам. Ты и только ты творец своего внутреннего мира. И покуда в нём будет спокойно, никакие внешние обстоятельства не способны будут сломить твой дух. Я бы ещё пригрозил тебе, но думаю, в твоём случае это будет лишним.

Старик посмотрел на шкатулку в руках Ларгуса, поднял на него глаза и продолжил смотреть вдаль, ожидая, когда зять озвучит свои мысли.

— Я, кажется, понял. Шкатулка символизирует меня самого, мою защиту. И только мне решать, что хранить в ней, и что является для меня самым ценным. И какими бы не были внешние обстоятельства, нужно беречь шкатулку, то есть, самого себя, чтобы беречь что-то по-настоящему ценное.

— Да вы, господин, Ларгус, философ. Ты прав, сынок. Ты и есть то ценное, что остаётся с тобой до конца жизни. Спаси себя — спасёшь тысячи. Одна из моих любимых фраз. Раньше я находил её эгоистичной. Пока до меня не дошёл её истинный смысл. Вот ты всё это время пытался спасти других. И к чему это привело? Люди в этом даже не нуждались. И как заявил Управляющий, вы сделали только хуже.

Выдержав паузу, старик продолжил.

— Признаться, если бы твоя хандра затянулась, мои слова насчёт девочек стали бы для тебя утверждением, а не вопросом. Я надеюсь, ты меня понял.

— Да, господин Штайнер. Благодарю за подарок и этот разговор.