Переворот (СИ)

— Но что я всем скажу? Что моя Джаари просто захотела освободить преступника? Мы, конечно, мило побеседовали, и всё такое. Но не всё так просто.

— А ты сам хотел бы его освободить?

Вопрос был весьма обескураживающим для мужчины.

— Милая, у меня сейчас идёт внутренняя борьба интересов и понятий. Если говорить о законе и справедливости…

— Справедливости? Откуда тебе знать, что справедливо или нет? Быть может, Малрой уже за всё сполна расплатился, и ему самое время вернуться в штаб. Я понимаю, что за свои действия надо отвечать. Но ведь прошло несколько месяцев. И судя по всему, не самых лёгких.

— Дорогая. Существует устав, порядок и законы, в которых все последствия написаны и ясно изложены. Если мы сейчас его освободим, возникнут вопросы. А следом и последствия, которые я даже представить не могу. Всё было бы куда проще, если бы Малрой напал на тебя одну. Но ведь Малрой подверг опасности солдат, а это уже другой уровень преступления, понимаешь?

Демонесса вздохнула. А узник, наблюдая за её переживаниями и реакцией начал тихо плакать.

— Ты чего? — Поинтересовался молодой.

— Чего, чего. Еда закончилась, а она такая вкусная была, ахах, — сквозь слёзы отшучивался человек.

Успокоившись, заключённый высказал свои мысли.

— Спасибо вам за всё. Это было очень приятно и весьма неожиданно. Хрен с ним, с этой свободой. Полтора года — не такой уж и большой срок для моей выходки.

— Тебе дали всего полтора года? — Удивился командор.

— А ты разве не знал?

— Я старался в это дело не лезть, потому что…, сам знаешь, почему. Но слушай, тебе повезло на самом деле. За военные преступления обычно пожизненные дадут с вероятностью в досрочное освобождение лет через пять, в зависимости от тяжести преступления. Но как тебе удалось сократить срок?

— Гермунт говорил, что это заслуга Джаари, — слегка улыбается.

Мужчина вопросительно посмотрел на рогатую.

— Что? Я просто сказала, что хотела бы, чтоб ему смягчили наказание и не трогали лишний раз.

— Но когда ты успела?

— Да почти сразу. Поговорила с Серафимом, и всё.

— С кем? А, с Серым, что ли? Командором?

— Да.

— Понятно. Ладно, пора собираться.

Все пожали друг другу руки, и ушли из тюрьмы. Малрой вновь остался наедине со своими мыслями. Но на душе теперь было намного легче. Демонесса вдохновила его своей добротой. И тот стал мечтать о том, что будет делать на свободе.

Тем временем Джаари не успокоилась. Она предполагала, что изматывающая работа может оборвать жизнь заключённого раньше, чем у того закончится срок.

— Дорогой, а можно как-то повлиять на работу Малроя? Чтобы он не помер раньше времени.

— Лампочка, добрая душа, не волнуйся за это. Системе выгоднее, чтобы Малрой и все остальные оставались в живых. Человеческие технологии прекрасно справляются с тем, чтобы не допустить преждевременной смерти. Его, конечно, помотает. Но все показатели организма фиксируются в компьютере. И если что-то будет идти не так, Система сама снимет с него обязательства пахать. Так что не переживай, Малрой отсидит положенный срок и после выхода восстановится во всех смыслах. В Департаменте он, скорее всего, уже не сможет работать, но Система что-нибудь найдёт для него. Конечно, всё это я говорю с учётом того, что Малрой вновь не накосячит и чего-нибудь не учудит за это время.

— Поняла. Ладно, убедил, спасибо.

Поздним вечером Зурис и Виктор сидели у костра. Командор озвучил свои мысли.

— Ещё пару месяцев назад мне бы и в голову не пришло, что мы будем вот так сидеть, попивать эксклюзивную бурду и мило беседовать. Но у меня и сейчас на самом деле не вяжется такая картина с твоим образом садиста.

— Садиста? Если Эльза рассказала вам всё более красочно, чем мы…

— Блин, нет. Я не об этом. Ваши постельные дела…, я по крайней мере их не обсуждаю. Я о твоих пристрастиях к пыткам.

Зурис ухмыльнулся.

— Если я делаю это скрывая эмоции, то сразу живодёр и пыточник? Ты со мной никогда не был дружелюбен, и мы уже выяснили, почему.

— Ну а что остаётся думать? Как не допрос или какая-нибудь миссия, твой кинжал в крови. И твоё лицо вовсе не безэмоциональное, чего заливаешь. Я же видел, как ты ухмылялся и до, и после, и во время своих… как это ещё назвать?

— Но ты даже не спросил меня. Молча сделал выводы.

— Хорошо, я спрашиваю сейчас. Что всё это значит? И не отнекивайся простыми фразами на отъ_бись.

— Я тебя понял. Для начала скажи, кто из наших вызвался хоть раз на подобные допросы?

— А, и ты решил взять эту ношу на себя?

— Отчасти. Мне действительно нравится мой кинжал, нравится ощущать, как он режет чью-то плоть. Можешь считать что угодно, но я при этом не считаю себя психом, маньяком или кем-то ещё. Я прекрасно понимаю, что тот, кто напротив меня, попал в эту ситуацию не просто так. Ты скажешь, что в моих силах что-то изменить. Но я в это не верю.

Виктор видел противоречия в словах товарища.

— Ты сейчас сам сказал, что чувствуешь удовольствие от резни. Так чего ты мне хочешь доказать?

— Я? Доказать? Мне все равно, что ты думаешь, Виктор. Но ты переиначиваешь смысл мною сказанного.

— Я просто говорю твоими же словами.