Перевозбуждение примитивной личности

Бобсоном мы звали нашего директора, Бориса Исаевича Бергсона, добрейшей души человека, но страшного крикуна.

– Мне Тоська сказала, что теперь директор Керосинка. А как ты меня нашел? Через Тоську?

– Конечно. Но, кажется, я появился вовремя, да?

– Не то слово.

– У вас там напряженно было, я сразу просек… Но твой папаша гигант. Такой маленький сын в его возрасте…

– И он еще ходит налево!

– Молодец! Ох, Динка, о чем мы говорим! Ерунда какая-то. Дай я на тебя посмотрю. Ты здорово изменилась.

– И ты тоже. Но ты к лучшему!

– И ты! Ты в сто раз интереснее той Льдинки… Помнишь, я тебя звал Льдинкой?

– Нет, не помню.

– Естественно, ты ж не обращала на меня внимания, а я умирал от любви… И от ревности.

– К кому?

– Ну ты же была как ненормальная влюблена в какого-то старика, я один раз выследил тебя, видел, как ты села к нему в машину и вы стали целоваться… А я проколол ему колесо… Динка, Динка, неужели это ты?

В этот момент мимо с грохотом пронеслись два мотоцикла и вывели нас из счастливого оцепенения.

– Ну, куда мы едем? – спросил он.

– Понятия не имею! – засмеялась я. С Костей мне было легко и хорошо.

– Наверное, следовало бы пригласить тебя куда-то поужинать, но так не хочется никого видеть… А давай поедем ко мне на дачу?

– У тебя есть дача?

– Осталась от родителей развалюшка, но с хорошим садом. Я ее в свободное время перестраиваю своими руками, хотя времени практически нет. Но там можно разжечь костер, испечь картошку… Как тебе такое романтическое предложение? Ты ничего такого не думай, в доме две комнаты… – он вдруг смутился. – А не захочешь остаться, отвезу тебя в город. Но тогда пить не будем.

– Да нет, мне необходимо выпить. Я тут три дня, а столько на меня всего обрушилось… Поехали на дачу!

Он просиял:

– Шадрина, ты клевая чувиха!

– Еще так говорят – клевая чувиха?

– Ну, нынешние школьники, вероятно, говорят как-то иначе. Но ты меня поняла?

– А как говорит твой сын?

– Мой сын учится в нашей школе, а им там прививают теперь хорошие манеры, учат говорить на правильном литературном языке, и он от этого в восторге, иной раз одергивает меня, когда слышит жаргонные словечки, так что современного жаргона от него не наберешься.

– Он у тебя красивый?

– Да.

– Покажешь фотографию?

– У меня с собой нет. Потом как-нибудь… А у тебя есть дети?

– Нет. Костя, поедем уже.

– Да-да, сейчас… Просто не могу оторваться от твоего лица. Оно такое…

– Какое? – улыбнулась я.

– Мое…

Он произнес это так проникновенно, что я вздрогнула. Он опасный, этот мой одноклассник. Ох, до чего опасный. И словно в подтверждение этой мысли он провел пальцем по моей переносице, где до сих пор сохранился маленький шрам, оставленный рулем его велосипеда. Мы учились во втором классе, когда он ни с того ни с сего взял и наехал на меня. Было много крови, слез, шуму, мама ходила в школу, возмущалась. Нос распух, я рыдала, боясь, что навеки останусь с таким уродливым носом…

– Помнишь? – спросил он.

– Еще бы! Знаешь, как больно было!

Он взял мою голову руками и осторожно подул на переносицу.

– Костя!

– Нет-нет, ничего… – слегка смутился он. – Ну, едем, Шадрина! Ты что пьешь?

– Ну, к печеной картошке лучше водки ничего не придумано. А еще я знаешь чего хочу?

– Ну?

– Квасу!

– Квасной патриотизм взыграл?

– Нет, я просто вспомнила…

– Как я принес тебе бидон квасу, когда ты болела?

– Да! Было так жарко, хотелось пить…

– Я тогда весь район обегал, насилу нашел и простоял почти час в очереди… Это было классе в девятом, да?

– Кажется…

– Тронут, что ты это помнишь. Значит, не зря старался.

Я понимала – нельзя, нельзя в это углубляться, опасно. Он слишком хорош, просто невероятно хорош, и от него исходит такое мужское обаяние, что очень легко совсем потерять голову, да я, кажется, уже ее потеряла, раз еду к нему на дачу… Надо попытаться по крайней мере сбить его с лирического настроя.

– Костя, а ты с кем-то из наших поддерживаешь отношения?

– Постоянно только с Надькой Коваль. Она гримером у нас в театре. У нее трое детей. Три пацана, погодки.

– Надо же! А муж кто?

– О, муж у нее знаменитый парикмахер, хороший мужик, только иногда уходит в запой. Но нечасто. А еще с Венькой Гордоном общаюсь. Он, правда, живет в Иерусалиме, но бывает в Москве, и я у него бывал. Ну и, разумеется, Тоська Бах! Она ходит на все мои премьеры, и у меня такое ощущение, что всякий раз с новым спутником. Но она милая, хоть и болтушка. Вот, пожалуй, и все… Да, помнишь Витька Дубова? Он года два назад умер…

– Что-то я такого не помню.

– Как ты можешь его не помнить? Высоченный такой, худющий. Мы еще звали его «Вишневый зад»?

– Погоди, погоди, «Вишневый зад», что-то припоминаю… У него штаны были вишневые, да?