– Остальные люди, – задумчиво повторил священник и продолжил: – Надо тебе рассказать, из кого еще состояло общество. За этим наглядно можно проследить, внимательно прослушав ту беседу ученых-социологов. Они рассуждали о составе общества страны, в которой жили сами. Это государство расположено было как раз на территории, где мы с тобой теперь находимся. Оно занимало большую площадь, было самодостаточным по природным ресурсам, никогда никем не покорялось и само никогда не было агрессором. Страна с многовековой богатейшей культурой и историей, в которой мирно уживались несколько верований. Народ в ней жил дружно, был сплочен и патриотичен. Она имела сильную, хорошо оснащенную армию. Поэтому представляла твердый орешек для покорения нелюдями силовыми методами, однако же не явилась неприступной крепостью для всяких подлостей, бывших у них в арсенале, поэтому надо подробней рассказать тебе, из кого еще состояло тогда общество.
Итак, мы выяснили, что были нелюди и мамлюки, и хоть в процентном отношении вместе их было всего около пяти процентов, влияли они на идеологию и политику значительно, из-за, как мы уже отмечали, близости к власти, финансам и прессе.
Остальное население, если уж мы стали измерять его в процентах, было таким. Тридцать процентов – истинные патриоты традиционной веры, также процентов тридцать так называемые аксебаши. Очень интересна эта часть населения, мне понравилось, как охарактеризовал ее в беседе один из социологов, обращаясь к телезрителям, и я даже запомнил ее дословно, он сказал: «На мой взгляд, это вид людей с рабским складом ума, с рабской психологией. Вообще с понятием о рабах в истории произошла некоторая путаница. Например, мы с восхищением читаем исторические романы о восстаниях рабов. Но то не рабы, не настоящие рабы, то угнанное из завоеванных стран население, население гордое, любящее и тоскующее по своему отечеству. Вот они-то и поднимали восстания. А настоящий раб – это нечто другое, это существо абсолютно безразлично к вскормившей его земле, к людям, среди которых он живет. И его душа (если она есть), поскольку она рабская, ищет хозяина, перед которым он должен преклоняться, служить, угадывать желания и исполнять их. Ну разве это не портрет наших аксебашей. Они нашли хозяина в лице богатого Запада с чуждыми нам низменными ценностями, которые, выслуживаясь, стремятся пропагандировать, чтобы привить их нам».
И опять Николай невольно отметил историческую похожесть, но теперь уже даже непосредственно с родной Россией. Он вспомнил, что каких-то западников-либералов у нас сажали в дурдома. Возможно, это и были такие же аксебаши и мамлюки. Николай даже заулыбался от такого сравнения, чем немного сбил батюшку с мысли, тот остановился и спросил:
– Чего ты усмотрел здесь смешного-то?
– Да нет, нет, это я о своем, кое-что вспомнилось, – успокоил он священника, – продолжайте, батюшка, мне очень интересно, я слушаю, итак, у нас осталось еще тридцать процентов, кто же они были?
– Остальные тридцать или тридцать пять были люди, которые ко всему: и к политике, и к жизни – относились легко, вообще никогда не задумывались, а на все вопросы однозначно отвечали: «А мне по барабану», в ученых кругах их даже так и стали называть «барабанщики», затем это название привилось и в обиходе.
После этого «а мне по барабану» Николая, как электрошоком, обожгла мысль: «Опять! Это прямо своего рода какое-то дежавю», – и он, верный своему пристрастию к юмору, не удержался и спросил батюшку:
– А они, эти барабанщики, не говорили еще и «а мне до лампочки»?
Батюшка остановился и, заметив в уголках глаз Николая озорные искорки, недоуменно пожав плечами, все-таки ответил:
– Странный вопрос, если ты не шутишь, то скажу, что такого выражения я не слышал.
«Ну слава богу, а то прямо мистика какая-то», – успокоенно подумал Николай, а священник продолжал:
– Такой состав общества был перед катастрофой, очевидно, таким он остался в вашем мире и сейчас, я имею в виду, конечно, только в процентах. Хотя надо сказать, что от катастрофы меньше всех пострадали эти нелюди-инопланетяне. Их количество осталось почти то же. Хоть никто не предполагал такого трагического конца, все-таки за пару лет до первого применения оружия нелюди построили в земле на глубине свыше ста метров укрепления, запасли много продуктов, некоторую технику и перед самым взрывом на всякий случай укрылись там; только они знали день и час…
И когда через полгода при помощи захваченной с собой техники нелюди смогли вылезти на поверхность, они ужаснулись сотворенному. Примерно целый век ушел на налаживание цивилизованной жизни. Выросли два-три новых поколения. Прошлые события начали стираться из памяти, подобно следам на песке. Воспользовавшись этим, нелюди смогли фальсифицировать причину катастрофы в нужном ключе, ведь хитрость и лицемерие всегда являлись их правилом в проведении политики.