Пережитое

В них приняли участие существовавшие в Ревеле революционные организации. "Память Азова" был захвачен восставшими матросами - несколько офицеров были убиты, остальные выброшены в море, но спаслись. Одним из руководителей восстания был некто Оскар, член ревельской социал-демократической организации. Илья (Бунаков-Фондаминский) приехал в Ревель, когда "Память Азова" был уже в руках восставших матросов и революционеров.

Он отправился на шлюпке на восставший броненосец. Но он не знал, что как раз в это время на броненосце положение резко изменилось (броненосец стоял в некотором отдалении от берега, и на берегу не сразу могли узнать о том, что делается на борту броненосца): верные правительству матросы - так называемые "кондуктора", т.е. унтер-офицеры - взяли верх и снова овладели броненосцем. Восставшие во главе с Оскаром были арестованы и посажены в трюм. На шлюпке Илья этого еще не знал и поэтому был чрезвычайно изумлен, когда на палубе его и приехавших с ним на шлюпке двух членов ревельской организации социалистов-революционеров (рабочих ревельского порта) схватили и тут же связали, как участников мятежа.

Положение Ильи было очень скверное, если не сказать - безнадежное.

После разгона Государственной Думы (9 июля) вместо старого и безвольного Горемыкина председателем совета министров был назначен бывший саратовский губернатор талантливый и энергичный Столыпин. Своей главной целью он поставил борьбу с революционерами. Одним из его первых мероприятий было учреждение военно-полевых судов против всех захваченных с поличным участников революционного движения. Да и помимо того - восстание в Ревеле произошло во флоте, следовательно виновные должны быть судимы военным судом, т.е. расправа будет короткая и беспощадная. Фондаминский и оба рабочих были захвачены на восставшем броненосце, Фондаминский был известным социалистом-революционером следовательно... В ту минуту у меня почти не было никаких надежд на его спасение.

И первое, что я тогда сделал - послал Амалии в Берлин, где она находилась около Михаила Рафаиловича Гоца, телеграмму. Я и сейчас хорошо помню ее текст: "Tusik hier schwer erkrankt. doch habe Hoffnung. Andrеi", т.е. "Тузик здесь тяжело захворал, все-таки имею надежды. Андрей".

"Тузик" - было шутливое и ласковое прозвище Ильи, которое ему дал неистощимый на всякого рода выдумки Абрам (Гоц); Илья смеялся и говорил, что ему дали "собачью кличку". "Андрей" - было тогда мое условное имя.

Я дал эту жестокую телеграмму Амалии, так как не считал себя вправе скрыть от нее правду - быть может, она еще успеет приехать и застать Илью в живых, получить с ним свидание. Надежд на его спасение у меня почти не было никаких, но этого сказать ей я не мог.

Получив мою страшную телеграмму, Амалия в тот же день выехала из Берлина (о событиях в Ревеле она, конечно, уже знала из телеграмм в немецких газетах) и через три дня была в Ревеле. К счастью, она была не одна: с ней вместе приехала ее невестка, Любовь Сергеевна Гавронская - жена старшего брата Амалии, доктора Бориса Осиповича Гавронского. Я встретил их на вокзале, но боялся подойти к ним, Проследив, в какой гостинице они остановились, я прошел к ним.

Держала себя Амалия очень мужественно: в критические моменты своей жизни и жизни ее близких она всегда проявляла большое присутствие духа и сильную волю. Это всегда меня восхищало - впрочем, что не восхищало меня в ней? Она хорошо понимала положение и единственно чего хотела - это добиться свидания с Ильей.

Но как раз в этом ей военными властями было отказано: до суда никаких свиданий с арестованными военные власти не давали. И за все время только один момент слабости я у Амалии заметил. Когда она вернулась после своего визита к председателю военного суда (капитану 1-го ранга Русину) с отказом от свидания, лицо ее было неподвижным, как бы каменным, но когда мы вдвоем остались с ней в комнате, она подошла ко мне, положила свою голову ко мне на грудь и бессильно прошептала: "Если они его убьют, я потеряю всё, всё"...

В ее словах было столько горя, что сердце мое остановилось. Чего бы я ни отдал за то, чтобы спасти Илью! Если бы я мог им дать за него свою жизнь, как был бы я счастлив! Но малодушие продолжалось у Амалии лишь мгновение - она выпрямилась и больше я не видел у нее ни слез, ни слабости.

За эти первые дни, еще до приезда Амалии, мне удалось узнать многое. Илья вместе со всеми другими арестованными - всего их было 35 человек - содержался во временной военной тюрьме, устроенной в верхней части города. Это была самая старая часть Ревеля - Вышгород, поднимавшаяся на небольшом холме над всем городом - ее можно было видеть издали. Там были православный собор, старые средневековые церкви и остатки старинной крепости с двумя царившими над всем городом башнями - одной высокой и узкой и другой - низкой и широкой. Узкая башня называлась "Длинный Генрих" (Der lange Heinrich), низкая - "Толстая Маргарита" (Die dicke Margarethe).