Пережитое

Была середина июня. Поздний вечер. Наши работы идут усиленным темпом. Я на чердаке принимаю мешки с землей, которые мне подают снизу и ровным слоем рассыпаю землю по полу чердака. Башмаки я снял - так удобнее работать и меньше опасности наделать шум. У окна караулит Шлемка Гуменник - славный 18-ти летний парнишка из Белостока. И вдруг, в самом разгаре работ, раздается испуганный крик Шлемки - "Идут! Идут! Ребята, берегитесь!"

- Я шаром скатываюсь вниз - с чердака на печку, с печки на пол так ловко и так быстро, что сам удивился. И все-таки недостаточно ловко и недостаточно быстро, потому что, когда я уже был около окошка, которое служило нам сообщением из кухни в общую, возле меня стоял солдат с направленным на меня штыком. Солдаты ворвались в наш барак сразу через все двери. Как мы потом узнали, тюремная администрация хорошо подготовила нападение и была уверена, что застанет нас врасплох. Все наружные двери - нашего внутреннего двора и нашего барака - хотя и были заперты на висячие замки, но замки были открыты оставалось их лишь вынуть из скобок, что можно было сделать в одно мгновение и без всякого шума. Но молодец Шлемка, все-таки, успел предупредить! Все мы успели выскочить из подкопа и с чердака, так что никого "на месте преступления" солдаты и надзиратели не застали. Им оставалось лишь переписать тех, кто в момент их вторжения в кухню в ней находился и не успел проскочить через окошко в соседнюю общую камеру. Таких оказалось семеро - в их числе и я.

Позднее мы узнали во всех подробностях, что явилось причиной нашего провала. Разумеется, среди заключенных оказался предатель - один из "черных галок". Тогда мы не обратили внимания на то, что накануне нашего "провала" его вызвали из тюремной конторы "с вещами" из общей нашей камеры. Оказывается, его переместили в другой барак, подальше от нас, и даже посадили в одиночную камеру, чтобы оградить от возможной мести с нашей стороны.

В тюрьме ничто так не карается и не наказывается арестантами, как предательство - с точки зрения арестантской морали это самое ужасное преступление и наказание за него может быть лишь одно: смерть! Причем любопытно, что мстителями сплошь и рядом, являются не те, кто от этого предательства пострадал, а его товарищи, которые в этом предательстве сами нисколько не были заинтересованы. На арестантском языке имеется для предателей даже специальное название: "лягавые" или "суки".

Назвать другого "сукой" - самое большое оскорбление, за ним немедленно следует кулачная расправа. Что побудило "черную галку" сделаться "сукой", не знаю - быть может, страх, что в случае побега и он может пострадать, быть может, им руководило желание выслужиться перед тюремной администрацией и получить от нее какие-нибудь льготы. Во всяком случае, расчет его оказался ошибочным. Во-первых, он был отставлен от партии, когда она, наконец, была составлена и отправлена по Лене в Якутск, и должен был задержаться в Александровском, а, во-вторых, - и это гораздо важнее, - вся Александровская тюрьма узнала о его предательстве и, вероятно, кончил он плохо - тюрьма таких вещей никогда не прощает. У нее своя мораль - и очень крепкая.

Я потом часто думал, что провал нашего подкопа был, в сущности говоря, большим благодеянием и для нас самих. Во-первых, я не уверен, что нас часовые не перестреляли бы, как кроликов, когда мы вылезли бы из нашего подкопа, а, во-вторых, мало вероятия, что нам благополучно удалось бы выбраться из леса, попасть на железную дорогу и выехать из Сибири. Такого рода вещи возможны только при оказании помощи извне, а у нас ее совершенно не было... Вся эта затея была задумана довольно легкомысленно и сейчас я даже не понимаю, как мог в ней принять такое активное участие. Одно оправдание: был молод!..

Как я уже сказал, семеро из нас были переписаны, но никто с поличным пойман не был. Тем не менее - преступление было на лицо: подкоп в земле - до самой пали - был обнаружен, пол был взломан, потолок выпилен. Было на лицо преступление, была "порча казенного имущества", как мудро говорил официальный протокол, и были... подозреваемые. Явных преступников обнаружить не удалось. Во всяком случае, дело о подкопе началось, официальная бумага поехала в Иркутск - и все это имело свои последствия, о которых речь будет ниже.

После обнаруженного подкопа наш барак "завинтили". В наказание нас на целый день заперли и лишили прогулок. Раньше с утра до вечера, т. е. с утренней до вечерней проверки, мы имели право оставаться во дворе, что было, конечно, гораздо приятнее вонючей и душной камеры. Кроме того, всех лишили права переписки, передач и свиданий - к великому негодованию "черных галок", которые страдали совершенно невинно и очень за это на нас злились. Атмосфера поэтому внутри барака сделалась тяжелая.